«Самокатчик»
Шрифт:
В палатке, по обеим её сторонам, – наскоро сколоченные из неоструганных сосновых досок двухъярусные нары. Все, кто заходил с улицы вовнутрь, сразу пытались занять нижний ярус. Он заполнился быстро. Остальные «дембеля», толкаясь боками, локтями и чемоданами, полезли наверх. Образовавшаяся вначале сутолока вскоре прекратилась: все нашли свои места. Капитан в палатку так и не вошёл. Впрочем, никто не огорчился. После того как он дал команду занять помещение, о нём сразу забыли. А когда уже лежали на нарах, держа в руках или подложив под головы «дембельские» чемоданы, греясь друг о друга, многие, очень многие, засыпая,
Палатка была проходной. Санька с товарищами расположились на нижнем ярусе нар, ближе к дальнему выходу. Каждый из ребят по-своему переживал последние дни, часы службы. Они держались вместе, но думали каждый о своём. Теперь, копошась и обустраивая места, на которых предстояло провести ночь, вдыхая стойкий запах сырой древесины, земляки и самим себе не казались единым целым. Будто некий вакуум объял каждого по отдельности, оставляя наедине с мыслями, с самим собой. Всякий в мечтах уже видел себя идущим по родному посёлку в роскошной военной форме с «дембельским» чемоданом в твёрдой мужской руке. Но… До этого оставалось пережить длинную немецкую ночь. Может, будет и ещё одна, максимум две, но то уже далеко в Союзе, в поезде, на родной земле, по дороге к дому.
Укладывались долго, сетуя на то, что теперь умело отутюженной, начёсанной форме точно придёт конец. Не хотелось выглядеть неряхами. Но что поделаешь? И ворочались на неоструганных досках нар, пытаясь улечься плотнее. И нечаянно цеплялись за наспех заколоченные неумелой солдатской рукой гвозди. Что поделаешь? Не они первые – не они последние. Все прошли через это.
Многие в палатке уже спали, когда в десять вырубили свет. «Отбой» в лагере по армейскому распорядку. Служба.
Саньке, спиной ощущавшему тепло Вовкиной спины и слышавшему, как во сне сопят товарищи, казалось, что за весь вечер он не проронил ни слова. Казалось или правда? Да и о чём говорить? Вроде всё уже сказано. Дом! У всех на уме дом. Только бы переночевать. Поэтому нет слов. Мысли Санькины там, далеко-далеко. Он, пытаясь уснуть, снова ударился в воспоминания…
Глава 5
«Подъём» в лагере никто не объявлял. Просто во всех палатках ровно в шесть включился свет.
Минут через десять начались хождения, шараханья личного состава. Кто-то торопился в туалет или умывальник, кто-то шёл уже оттуда. Некоторые из ребят, никак не придя в себя после проведённой в ужасной тесноте ночи, медленно сползали на краешек нар и с очумелым видом, размяв пальцами сигаретку «Охотничьих», вяло закуривали. Только очень немногие всё ещё досматривали свои красочные, полные радостных надежд и ожиданий сны.
Заслышав нарастающую возню и шаги, Санька проснулся. Чувствуя тепло Вовкиной спины, приподнялся, повернув чуть назад голову, тихо спросил:
– Спишь?
– Нет, уже давно. Просто лежу. Вставать неохота, спина у тебя тёплая, – отозвался товарищ.
– У тебя тоже. Но подниматься надо. Курить хочу.
Они разом встали. Поправляя форму, выпустили из тёплых ладоней ручки «дембельских» чемоданов. Вот ещё геморрой! Почти год думай о том, чем их наполнить. А теперь ломай голову, как довезти в целости и сохранности. Там самое ценное: подарки родителям, братьям, сёстрам; модные куртки, сшитые солдатскими умелыми руками из немецких пледов; клей, фонарики, наклейки, жвачки, шоколадные конфеты в шикарных коробках – короче, всё такое, чего на родине и во сне никому не увидеть, не то что иметь. И не геморрой это вовсе, а целое богатство. Правда, неудобно с ним в дороге, но ничего – можно пару дней потерпеть.
Санька, закуривая, осмотрелся. Кроме Вовки, рядом были Славик и Игорь. Оба молчали, но лица их радостно светились, говорили лучше любых слов: «Ура, сегодня домой!»
Высокий, с длинными руками и большими ладонями, Славик неуклюже сполз с нар. Немного размявшись, он сел, полез в карман за сигаретами.
– Эх, чайку бы сначала не помешало!
– Ага. Может, тебе и рожу вареньем намазать? – скептически отозвался полулежавший-полусидевший Игорь.
– Где это Серёга с Ваней? – встрял в разговор Вовка.
Славик пожал плечами.
– Умываться пошли, – ответил Игорь. – Вот чемоданы сторожу, – указал он кивком на два приютившихся рядом с ним чемодана. На них лежали снятые ребятами шинели. – Пусть разведают, как там и что. Потом мы пойдём, а они посторожат.
– Всё правильно, идёт, – согласился Вовка. – А чайку, правда, не помешало бы. – Он глянул на глубоко затянувшегося сигаретным дымом Славика.
Тот через мгновение, ноздрями выпуская дым, предположил:
– Не, я всё-таки думаю, что кормить нас будут.
– Кто знает, – пожал плечами Вовка.
– Сухой паёк же дали на двое суток, – вздохнул Санька, зная, что запасы сухпая были здорово подорваны ещё в поезде.
– Во-во, – подтвердил Игорь. – Сегодня только двадцать восьмое. Значит, кормить должны только завтра. Но завтра мы будем от этого дурдома уже далеко-далеко. – Он довольно заулыбался.
– Шинельки хоть у всех высохли? – сменил тему Санька.
– Так себе, пойдёт…
– Полы да рукава не совсем…
– У меня вон, пока ночью кувыркался, вставка из левого погона вылезла… Сам-то как?
– Да ничего. Спины мы с Вовкой подсушили. А вот рукава да на пузе – шинель слегка влажновата.
– Это от того, что внутри твоего пуза нет ничего горячего, только дым, – пошутил Славик.
Все заулыбались, соглашаясь: точно-точно.
В это время у дальнего выхода в людской толпе замаячили знакомые лица Серёги и Вани. Чем-то взволнованные ребята пробирались к своим, на ходу кому-то что-то объясняя, отвечая на мимолётные вопросы, недовольно жестикулируя.
– Случилось, что ли, чего? – недоумённо констатировал Славик.
– Дойдут – расскажут, – с тревогой в голосе заключил Вовка. Он поднялся в полный рост и обеспокоенно вглядывался поверх людских голов вдаль, туда, откуда шли земляки.
Серёга и Ваня явились взбудораженные не на шутку. Кители расстегнуты, на лицах выражение крайнего негодования.
– Спим, а там дела творятся! – не здороваясь, заявил Ваня, быстро застёгивая китель и подхватывая с нар свою шинель со старшинскими погонами.
– Где? Какие дела? – заволновались ребята, предчувствуя, что он собирается рассказать о чём-то нехорошем.