Самозванец Стамп (сборник)
Шрифт:
До него осторожно дотронулась чья-то рука. Антон обернулся, светловолосая девушка участливо посторонилась и показала на свободное место.
— Садитесь! Вам, наверное, трудно стоять.
Еще ничего не понимая, Антон сел. Троллейбусное кресло неожиданно оказалось неудобно-корявым, он долго примащивался половчее, не зная, как поставить негнущиеся доги, и уже заранее думая, что вставать с кресла тоже будет неудобно и хлопотно, придется опереться руками о колени, медленно распрямить потерявшие гибкость суставы.
Сходя с троллейбуса, он увидел свое изображение в темном стекле, отделяющем кабину водителя от пассажиров. На него удивленно и одновременно безразлично смотрел совсем дряхлый старик.
Антон Никонович вместо поручней судорожно схватил воздух, ноги его задрожали, сладко и тошно закружилась голова, он почти упал.
Кое-как Антон добрел до ближайшего магазина. Долго топтался возле витрины, отводя и приближая голову, поворачиваясь, стараясь найти такую точку, с которой его изображение в стекле виделось наиболее отчетливо. Именно с того момента у него появилась привычка часто и подолгу рассматривать себя в зеркале, в стекле витрины, в полированном дереве, в чем придется.
А тогда… тогда происходило чудо. В двух шагах от стоянки маршрутного такси, рядом с маленькой чебуречной, происходило огромное чудо. Никто его не замечал. Автомашина новой марки привлекла бы десятки любителей, оставленный у магазина щенок вызвал бы сочувствие и внимание половины прохожих. Чудо не привлекло никого. Антон вспомнил чьи-то слова о том, что самое полное одиночество — в толпе. Вместе с первым появлением чуда возникло и первое ощущение одиночества. Почему? В тот момент он и сам еще не понимал почему. Может, всего лишь потому, что стоял он спиной ко всем и видел в стекле витрины только самого себя. А еще потому, что крепко запал ему в память одинокий старик. Так крепко, что… сам он превратился в старика!
Вместо страха и удивления в голову пришла вовсе несерьезная мысль, что теперь он не похож на фотографию в своем паспорте и превратился в преступного самозванца. Завтра он придет на работу, а на него посмотрят с удивлением и предложат пенсию… Пенсию в тридцать два года? Чушь! Его просто не узнают. Не узнают…
Что делать?
Надо вернуться к прежнему виду. Если так легко, за несколько минут он превратился в старика, может быть, и обратное превращение совсем не трудное дело. Надо только вспомнить самого себя. Очень заинтересоваться самим собой. Какой ты? Верхняя губа как будто бы немного вздернута. Глаза черные… какие-то такие… не продолговатые, а совсем круглые… Вот, пожалуй, и все. Никогда не подозревал, что плохо знаешь самого себя… А других? Ты хорошо знаешь тех, с кем встречаешься каждый день? Наверное, еще хуже, чем себя. Что важнее — знать себя или других? Стоять всю жизнь перед зеркалом и рассматривать себя или рассматривать и узнавать других? В конце концов ты меняешься, глядя на тех, кто окружает тебя, а не на собственное изображение. Так происходит и сейчас…
Надо хладнокровно разобраться во всем. Неужели он первый и единственный, обладающий такой странной способностью? Уже сейчас неловко из-за того, сколько шума вызовет его странный дар. С другой стороны, быть может, подобные случаи науке давно известны? Он просто болен тяжелым и неизлечимым недугом — вот и все. Умрет месяца через два. Или через пару недель. Может, умрет сейчас, сию минуту?..
Антону стало так жалко себя, что он всхлипнул и тут же встревоженно оглянулся — не услыхал ли кто его всхлипывание. Совсем глупо и ни к чему… Взрослый человек рассматривает сам себя в стекле витрины и чувствительно хлюпает носом.
Следует разобраться в собственном состоянии с точки зрения медицины. Ну, гипноз там, скажем, холестерин, вирусы…
Познания в медицине у Антона Никоновича не шли дальше журнала «Здоровье» и брошюры «Гигиена брака». К сожалению, советы не вступать в ранний брак или похудеть при помощи молочной диеты в данном случае не играли решающей роли.
Антон вспомнил, что он записан в солидную библиотеку.
До сих пор он ходил туда, чтобы покопаться в справочниках цен на черные металлы и в каталогах сантехнических изделий. Но есть ли там книги по медицине?
В вестибюле библиотеки сидел вахтер. Антон похолодел. Сейчас он предъявит читательский билет, а там фотокарточка. Начинается! Первая неприятность! Он сейчас совсем не похож на собственную фотографию. Теперь каждый шаг грозит осложнениями. К счастью, вахтер ничего не заметил, как раз в этот момент он нагнулся, почти уполз под стол, чтобы извлечь из-под него электрический чайник. Теперь вся твоя жизнь, Антон, будет зависеть от таких мелочей — нагнулся вахтер за чайником или нет, заметил ли кто-нибудь, что ты — это вовсе не ты, или не заметил.
Влип в историю!
…Книги сулили события удивительные. Антон читал, не замечая ничего вокруг… Доктор со смешной фамилией Помм сообщает, что одна слишком нервная пациентка самовольно изменяла удельный вес своего тела и плавала в ванной как пробка. Антон к своему стыду не умел плавать, но возможность оказаться легче воды ему понравилась. А если легче воздуха? Человек воздушный шар. Черт побери, забавная штука! Собирайся в поход, Антон. Звучат фанфары, рюкзак набит приключениями…
«…Язвенные процессы пищеварительного тракта могут быть поставлены в прямую связь с нарушениями процессов нервной системы…» А вот это совсем ни к чему. Нечаянно внушить себе язву? Благодарю… «Ложные опухоли и псевдоаппендициты, вызванные неврогенными причинами…» Небольшое усилие воли — и приобрел что-то вроде аппендицита. Можно получить больничный лист и пару денечков поваляться на диване, хорошенько обдумать все происходящее. Да здравствует самовнушение! А вдруг захотят вырезать этот самый псевдоаппендицит?
Еще одно солидное исследование. Самовнушение изменяет форму рук и ног… Силой воли больной уменьшает в три раза частоту пульса… Самовнушением увеличивают температуру тела… После нервных припадков пациентка М. вызвала у себя мнимую беременность со всеми признаками. Окружающие были уверены, что она действительно готовится стать матерью…
Антон глуповато хихикнул и представил себе, что он превращается в женщину и отправляется в отдел кадров оформлять долгосрочный отпуск по чисто женским обстоятельствам… В конце концов почему бы ему действительно не превратиться в женщину? А зачем? Ну, предположим, он захочет стать писателем. Многие писатели хотели превратиться в кого-нибудь. Он недавно читал Куприна и хорошо помнит, как тот сказал: «Я хотел бы быть облаком, лошадью, женщиной, деревом и ребенком». Лошадью это, пожалуй, уж слишком. А женщиной… Кто-то еще хотел быть женщиной… Флобер!.. Не насовсем, а так, хоть чуть-чуть. Он говорил, что мадам Бовари — это он, что списал он ее с себя. Кто знает, может быть, побывав женщиной хотя бы месяц, неделю, один час, он написал бы Бовари в десять раз гениальнее. Но Флобер не мог этого сделать, а он, Антон, может. Решено, он будет великим писателем!
…Иван Грозный, восседающий на кухонной табуретке, застонал и сжал царственную голову могучими руками, привыкшими к мечу и царской булаве. Он вспоминал до мелочей тот вечер в библиотеке, когда мысли его скакали с безумной поспешностью, а тревожные сомнения отступали перед радостью открытий. Тогда ему казалось, что внешность человека — почти самое главное в нем. Но разве внешность человека — это сам человек? Вот сейчас он — Иван Грозный. Но разве ему хочется карабкаться на трон и казнить кого-нибудь? Нет. И все же… Почему он стал как-то резче, суше? Зачем, например, он вчера в милиции обидел старшину, зло посмеялся над ним? Почему теперь так часто закипает в нем ярость и гнев? Чепуха! Просто он болен. Не болен. Не надо ему лекарств. Ему нужно другое: дружеское участие, внимание…