Самозванец
Шрифт:
— Дочь управляющего производит на него впечатление, я это сегодня заметил, — сказал последний.
— Конечно, — подтвердила Руга. — Да это и не удивительно, она именно такая девушка, которая может разжечь кровь истощенного развратника.
— Я постараюсь раздуть в нем страсть, так что он сбросит сентиментальные цепи влюбленного жениха.
— Мне вообще не нравится эта свадьба, — промолвила певица.
— Мне также, но она необходима.
— Конечно, эта дочь бывшей ростовщицы очень богата.
— Это еще не единственная
— Без сомнения. Одним выстрелом он убьет двух зайцев, сделается полным хозяином и своего и своей жены имущества.
— Совершенно справедливо! И это для меня важно теперь, когда он в моих руках.
Матильда Францовна засмеялась.
— Вы сделали из него такого страстного игрока, какого я когда-либо видела.
— А вы воспитали в нем самого ужасного развратника.
— Кроме того, я держу в руках обоих отцов: одного надеждой на обладание Ольгой Хлебниковой, а другого возможностью брака с Селезневой…
— Так что мы оба одинаково трудились и трудимся для общего дела, — заметил со смехом граф Стоцкий.
— Я рассчитываю поэтому тоже получить свою долю.
— Конечно, конечно… Если мы будем действовать и дальше заодно, он от нас не уйдет. Он будет рассыпать свои миллионы, а мы их подбирать. Любовь и карты! Большего рычага и не требуется, чтобы разорить его.
— Хорошо, я ваша союзница.
— А я нуждаюсь в вас именно теперь…
— Говорите, я слушаю.
— Он признался мне, что серьезно любит свою невесту.
— Я могу подтвердить это.
— Но он не должен любить свою жену, иначе она будет иметь власть над ним: она вырвет его из той жизни, которую он ведет. Он будет сидеть дома, откажется от карт и любви, и тогда прощай наши надежды на его состояние.
— Необходимо раздуть страсть к Ольге…
— Это именно и следует.
— Случай представляется благоприятный — она уезжает в Петербург.
— Великолепно! Вы знаете ее адрес?
— Конечно, я обо всем расспросила ее, и простодушная девочка рассказала мне все, что я хотела знать…
— Значит, начало сделано.
Они вышли на опушку леса и стали приближаться к дому, присоединившись к остальному обществу.
План будущей драмы был составлен.
При возвращении общества в дом Надежда Корнильевна незаметно прошла через заднее крыльцо в свое помещение. Туда к ней вскоре явился Корнилий Потапович.
— Что твоя голова? — спросил он.
Молодая девушка подняла на него распухшие от слез глаза.
— Ты опять плакала! — с резкими нотами в голосе сказал Корнилий Потапович.
— Отец! — произнесла она.
В тоне этого восклицания было столько душевной муки, столько слезной мольбы.
— Ты опять за свое… Сядь, поговорим…
Она села на пуф.
Он опустился в кресло напротив.
— Дочь моя, — начал он после минутного молчания, которое было настоящей пыткой для молодой девушки, — постарайся выбросить из головы все свои институтские бредни, тебе представляется прекрасная партия, дело уже решенное, твое замужество не терпит отлагательства… Я должен сообщить тебе, что свадьба состоится в октябре…
Несчастная девушка застонала. Ее охватил невыразимый ужас.
Кровь застыла в ее жилах, и на бледном лице не осталось буквально ни одной кровинки.
— Отец, сжалься!
Корнилий Потапович, казалось, не обратил на стоны и на возгласы дочери ни малейшего внимания и продолжал:
— Эта свадьба необходима по многим причинам. Во-первых, слово, которое я дал молодому графу; во-вторых, страстное желание твоего будущего свекра графа Вельского и, в-третьих, я сам имею намерение жениться и нуждаюсь в содействии графа Петра Васильевича и его друзей. Этих причин, конечно, достаточно, чтобы мое решение было приведено в исполнение. Кроме того, тут есть еще кое-что, о чем я тебе не могу сообщить. Одним словом, я сказал тебе мое неизменное решение…
— Отец, отец… — рыдала Надежда Корнильевна.
— Никаких противоречий!
Молодая девушка вскочила с пуфа и упала к его ногам.
— Сжалься! — умоляла она его, обнимая его колени. — Будь милосерд, не делай меня несчастной! Я не люблю его и не могу любить!
— Глупости! Любовь придет сама собою. Он такой хорошенький мальчик.
— Но он человек безнравственный, у него нет ничего святого.
— Ты исправишь его.
— Но…
— Никаких но… Встань, Надежда, и вспомни свою клятву у постели твоей умирающей матери.
Молодая девушка вздрогнула.
— Отец… — снова простонала она, не поднимаясь с пола.
Страдания ее не трогали холодного, черствого эгоиста. Он встал и двинулся к двери.
Она вскочила и загородила ему дорогу.
— Отец, еще одно слово.
— Ну?
— Я люблю другого.
— Так вот что, — засмеялся он злым смехом. — Берегись! Я предчувствовал, что близость с этим семинаристом не приведет к добру… Давно следовало прогнать этого попа вместе с его отродьем. Знает он, что ты его любишь?
— Мы никогда не говорили об этом! Он и не подозревает. И сама-то я поняла это только теперь.
— Счастье для него, что он не знает… Я ускорю твою свадьбу.
— Отец, это твое последнее слово?
— Мне нечего больше говорить!
С этими словами он вышел.
Совершенно разбитая, бросилась молодая девушка в кресло и глухо зарыдала.
Часть вторая
В ВЕЛИКОСВЕТСКОМ ОМУТЕ
I
В БОЛГАРИИ