Самозванец
Шрифт:
— Ну… В чем же дело?
— Отъезд Ольги решен окончательно.
— И вы можете расстаться с этим ребенком? А как же его мать?
— Это необходимо, батюшка!.. Я боюсь ее оставить здесь летом… В хозяйском доме происходит нечто такое, что заставило меня не пускать ее к подруге детства Надежде Корнильевне… Долго это делать нельзя, это может меня поссорить с моими хозяевами… Лучше удалить ее.
— Действительно, к ним понаехали довольно странные гости, эти певицы и танцовщицы… — заметил отец Иосиф.
— И
— Нет, этого не следует, — сказал священник. — Господь одарил вашу дочь очень впечатлительным и восприимчивым сердцем, да еще и красотой, а поэтому подобное общество для нее вдвое опаснее.
— А следовательно, она должна уехать, как бы это ни было тяжело…
— А куда вы хотите ее отправить?
— В Петербург.
— В Петербург! — воскликнул отец Иосиф вне себя. — В этот современный Вавилон, в этот город безверия и распущенности, где погибает добродетель и честность? И этому-то Молоху, который не щадит ни невинность, ни душевную чистоту, хотите вы поручить вашу дочь, эту жемчужину между девушками.
— Я думал об этом, — отвечал спокойно Иван Александрович, — но там опасность для моей девочки не так велика, как здесь. Гости, говорят, останутся здесь около месяца… А там при всем желании ее не разыщут. Вы знаете, что сестра моей жены замужем за одним некрупным петербургским чиновником… У них свой домик в отдаленной от центра столицы местности — на Песках. Они ведут тихую, патриархальную, чисто семейную жизнь… К ним-то и поедет Оля. Там она будет вдали от шумной жизни столицы… У ее тетки дети… и молодая девушка займется их воспитанием.
— Дай Бог, чтобы вы не обманулись в ваших надеждах, достойный друг… — сказал отец Иосиф.
Они подошли к калитке сада, окружавшего дом управляющего, и вошли в нее.
XXIV
ЯД ЖИЗНИ
Дорожка, ведущая к дому, проходила возле беседки из акаций. Идя мимо нее, отец Иосиф и Иван Александрович услыхали женские голоса.
— Это Оля с матерью… — сказал Хлебников.
Они направились по траве к беседке и застали там трогательную картину.
На скамейке сидела Ирина Петровна, а рядом с ней дочь, обнимая мать и положив голову к ней на грудь, громко рыдала.
Мать, утирая слезы, утешала ее.
— Будь спокойна, дитя мое. Оставайся только набожной и доброю, какова и теперь, и Господь не оставит тебя. Избегай греха, избегай соблазна; обещай мне, что ты никогда не забудешь, какой страх испытывают твои родители, отправляя тебя.
— Никогда, никогда, дорогая мама! — воскликнула Ольга Ивановна, поднимая лицо, чтобы посмотреть прямо в глаза матери.
Это была девушка красоты поразительной.
Ей едва минуло девятнадцать лет; ее фигура была стройна, мощна, но поразительно гармонична и изящна. В прекрасном лице светилось врожденное благородство.
Она подняла на мать свои темно-голубые, увлажненные слезами глаза.
При этом движении головы темно-русые вьющиеся волосы тяжелой волною хлынули ей на спину.
— Мама, — проговорила она, и голос ее звучал глубокой задушевностью, — утром моя первая мысль будет о тебе, а вечером, засыпая, я стану думать о тебе же. Память о тебе станет охранять меня от всего дурного.
— Дай Бог! — подхватила мать. — Дай Бог, чтобы мы радовались твоему возвращению так же, как тоскуем теперь, отпуская тебя.
— Ах, лучше мне бы совсем не уезжать от вас! — рыдала молодая девушка.
— Нет, моя девочка, так нужно! А мы и издалека будем любить тебя по-прежнему и станем молиться за тебя. Молись почаще и ты, чтобы Господь избавил тебя от соблазнов и испытаний, а если испытания когда-нибудь настанут, то чтобы Он даровал тебе силу устоять против греха.
— Аминь! — произнес отец Иосиф, который вместе с Иваном Александровичем уже несколько минут стояли у входа в беседку.
Он ласково взял девушку за руку.
— Запечатлей в сердце своем слова Писания, которые сказал сыну своему праведник, отправляя его в путь. «Имей Бога в сердцеи перед очами, береги себя, чтобы добровольно не впасть в грех». Со слезами провожают тебя твои родные; дай Бог, чтобы им не пришлось плакать, встречая тебя. Ты прекрасный, едва распустившийся цветок, Ольга; да благословит тебя Господь и да сохранит Он тебя такой же чистой и прекрасной.
Рука, которой отец Иосиф благословил молодую девушку, дрожала, а на глазах священника навернулись слезы.
Ольга и Ирина Петровна громко рыдали, а Иван Александрович закрыл лицо платком.
Никто не мог произнести ни слова.
Вдруг перед домом остановилась телега.
Хлебников выглянул из беседки.
В стоявшем у телеги мужчине он узнал дворецкого барского дома.
— Что скажешь, Флегонт? — крикнул ему Иван Александрович, быстро вытирая слезы.
— Я привез вина и закуски.
— Зачем это?
— Господа сегодня идут в лес и решили завтракать в вашем саду… Корнилий Потапович просит Ирину Петровну и барышню Ольгу Ивановну похозяйничать.
Хлебников переглянулся со священником.
— Это все из-за Ольги… — проворчал Иван Александрович.
Отец Иосиф поник головой.
— Я хотел бы, чтобы ее уже здесь не было… Мне чуется, что все это не к добру.
— Когда она уезжает?..
— Завтра утром…
— Да хранит ее Господь.
Священник простился и ушел, а Иван Александрович стал угрюмо наблюдать, как вынимали из телеги вина и провизию.
Ирина Петровна с мучительной тревогой в душе принялась за приготовления к завтраку, стол для которого был накрыт в саду.