Самозванец
Шрифт:
Прошло еще четверть часа.
Вдруг в дверях залы появилась графиня Надежда Корнильевна. На ее шее ярко сверкал бриллиантовый медальон в виде сердца. Граф Петр Васильевич взглянул и бросился к ней, как безумный.
— Что это значит? — спросил ошеломленный граф Стоцкий.
— Понять не могу! — отвечала Матильда Францовна.
— Значит, и ночное свиданье голубков не состоится?
— Это-то ничего! — отвечала Руга, вместе с графом Сигизмундом Владиславовичем подслушивавшая разговор в беседке. —
— Я не понимаю…
— Ускользнул молодой — попадет к ней старик, он на это и рассчитывал, устраивая праздник на два дня…
— А-а…
В двенадцать часов гости Корнилия Потаповича все съехались, и бал оживился еще более.
Затем в одной из зал взвился занавес, и за ним открылась прелестная живая картина «Шалости амура».
В ней Матильда Руга не пощадила никого и ничего, лишь бы угодить вкусам старика Алфимова.
Старый банкир был в неописанном восторге.
В картине было много такого, что побудило графиню ускользнуть из залы в другие комнаты.
— Мне и самому это противно… — гадливо сказал, провожая ее, граф Петр Васильевич. — Один миг с тобою, или эта мерзость!.. Но это скоро, вероятно, кончится.
Возвращаясь в зал, он встретил Ольгу Ивановну, которая тоже спешила уйти.
— Как тянется вечер… — заметила она ему.
— О, я тоже не дождусь конца, мне предстоят дивные мгновенья! — отвечал он. — Я теперь так счастлив…
«Это я ему дала такое счастье!» — думала девушка с радостным трепетом.
XXVI
ЗАПАДНЯ
На сцене между тем следовали одна за другой самые соблазнительные живые картины.
— Вы просто превзошли сами себя, Матильда Францовна! — восторгался Корнилий Потапович. — Это восхитительно.
— Я готовлю вам сегодня еще один сюрприз, только скажите, когда вы отдадите за него обещанные десять тысяч.
— Вы это об Ольге Ивановне? Да быть этого не может!.. А деньги хоть сейчас… Чек на контору.
— Ну, хорошо же… Стойте здесь и ждите.
Через минуту к старику Алфимову подошла одна из подруг Матильды Францовны и что-то долго втолковывала ему.
— О, благодарю, благодарю, понимаю! — воскликнул старик. — Я никогда не забуду этой услуги.
Собеседница удалилась, и к Корнилию Потаповичу, на губах которого играла плотоядно-довольная улыбка, подошел граф Стоцкий.
— Вы понимаете, конечно, — заговорил Сигизмунд Владиславович, — что все это устроил граф Петр Васильевич с целью доставить вам удовольствие, и вы как порядочный человек обязаны отблагодарить его.
— Да чего же он хочет?
— Он желал бы, чтобы часть приданого его жены была ему передана, если возможно, тотчас же.
— Тотчас же?.. Но ведь он сильно мотает деньги, играет… Ну, да хорошо, хорошо, обещаю… Только позвольте, мне нужно переодеться.
Ольга Ивановна между тем ходила под руку с Матильдой Францовной Руга.
Нельзя сказать, чтобы она особенно симпатизировала этой женщине, но с первого разговора с ней в саду своего отца в Отрадном, молодая девушка чувствовала к ней какое-то непонятное для нее самой влечение, точно Руга своими блестящими глазами, как и блестящими драгоценными камнями, гипнотизировала ее.
Предсказания певицы почти сбывались.
В ушах, на груди и на руках Ольги Ивановны Хлебниковой тоже блестели драгоценные камни, хотя и не выдерживавшие сравнения с украшениями певицы, но и о них там, в Отрадном, молодая девушка не смела и мечтать.
Ольга Ивановна теперь уже хорошо понимала, насколько была права Руга, говоря, что от ее, Ольги Ивановны, желания зависит быть осыпанной золотом и бриллиантами.
Эта житейская опытность красивой, блестящей женщины, ее первой учительницы жизни, заключала в себе, быть может, то притягательное обаяние для молодой девушки, от которого она уже два года не могла освободиться.
Обе женщины прошли в буфетную залу.
Убранство ее было шедевром декоративного искусства и роскоши.
Громадный буфет был переполнен всевозможными яствами и напитками. Тысячи разноцветных электрических огней отражались в массивных серебряных вазах с фруктами и старинных жбанах с шампанским.
— Я хочу смертельно пить, — сказала Матильда Францовна.
— Я тоже не прочь выпить чего-нибудь прохладительного, — отвечала Ольга Ивановна.
— Я сейчас добуду и себе, и вам, — сказала певица. — Садитесь здесь.
Она указала на свободный мраморный столик, множество которых было расставлено в обширной зале.
Хлебникова села, а певица направилась к одному из буфетов, где было не так тесно, как у других.
Вскоре она вернулась с двумя стаканами шампанского, в один из которых незаметно для Ольги Ивановны влила какой-то жидкости, находившейся у нее в маленьком золотом флакончике-брелоке, висевшем на браслете.
Барон Гемпель, взявшийся услужить ей, принес серебряную тарелку с двумя великолепными дюшесами.
— Кушайте, моя крошка… Это вас освежит… В залах становится жарко.
— Какая масса народа.
— Праздник выдающийся.
Ольга Ивановна, действительно хотевшая пить, почти залпом выпила бокал шампанского.
Вино действительно подкрепило ее, а то она стала уставать, так как бал уже приближался к концу.
«А мне надо еще беседовать с графом… — думала молодая девушка. — Я все-таки уйду к себе раньше».
Руга между тем весело болтала с бароном, внимательно следя за стаканом Хлебниковой.