Самозванка. Кромешник
Шрифт:
– Позёмыш! – рявкнул он, явственно ощутив пустоту в притороченной к седлу кожаной суме.
В зашибленной голове шумело, по виску текло, а к рассечённой скуле пристали волосы. Но заколдованную зверушку бросать в этой дыре не следовало.
Горностай с кожаным ошейником спутника кубарем слетел с конька ближайшей крыши, взвизгнув и заюлив в полёте. Виритник изловчился ухватить его в воздухе, поразившись клятой меткости заполошных поселян, не иначе, на крысах всю зиму тренировавшихся.
Вампир намеревался возмутиться чуть очевиднее: порядку ради да в назидание потомкам пригрызть парочку особо ретивых остолопов иль саблей посечь. Но очередной булыжник
Упырь, кратко охнув, ничком ткнулся в конскую шею, отчего жеребец лишь наддал ходу, разворотив хлипкий плетень на выезде с селища.
Деян, провожая улепетнувшую в Холмы тень взглядом, сердито плюнул твари вслед:
– Конём обернулся, стервь! Истаял, что твой снег… и сапоги унёс!
Глава 2. Выжлец
Воронок гладким намётом нёс седока в Голые Земли – безлюдные просторы на юге Ветряного кряжа, где малые хребты-отроги сменялись холмами и плоскогорьем, а в вереске шуршал привольный ветер.
Над торфяными пустошами княжеским шатром раскинулся дочерна синий, звонкий небосклон, искристый от холодных звёзд в прорехах облаков. Над топляками Хмури его пятнали рдяные сполохи зарниц, а на востоке – мерклое зарево, источаемое Каменной Засекой, зачарованным рукотворным валом.
Чёрный жеребец летел через прошлогодний сухостой, кроша полые стебли, прочь от занозистых плетней и крикливых поселян, едкой вони людских жилищ и пролегавшего чуть в стороне разбитого тракта, пропахшего лошадиным потом и навозом. Хозяин, безвольным кулем обмякнув в седле, от падения удерживался лишь чудом и направлять воронка не мог.
Голые Земли к ночи превращались в поле волчьей, а то и волколачьей брани. Оголодавшие по зиме стаи грызлись меж собой с чисто людской непримиримостью. Край прослыл вурдалачьим, и славу ту вполне заслуживал. Упыри лютовали на торфяниках, с Зелёной Хмури, гиблых намороченных болот на западе, расползалась и другая нечисть: жмари, шиши, утопцы, мертвяки и карачуны, страховидла всех мастей, нахальные по безнаказанности, как пришлые негоцианты 10 .
10
Купцы, торговцы.
Не планировал изгнанный поселянами вампир в такой компании ночку коротать. Собирался переждать до рассвета в Хуторье, а там в галоп до самого Поста, за день пустоши пересечь да на заставе вечерять с гвардейцами. Кабы не клятый балий.
В седле упыря растрясло.
Сознание возвращалось неохотно, окрестностью разочарованное. Да и кровь не спешила останавливаться. А пустошь вокруг, изрытая оврагами да непотребством колючим заросшая, наводнялась всё более характерным урчанием. Выкатившаяся на небосвод луна, щербатая и блеклая в предвкушении дозора, окатила холмы млечно-голубым, как саваны полуночниц, светом, картинкой не заинтересовалась и проворно нырнула за рыхлые облака.
Голоземье почернело.
Одухотворённый, переливчатый и густой, что каша, волчий вой заставил «еретника» укрепиться в сознании.
Беглец пощупал затылок. Ушибленная голова гудела, а пейзаж, затейливо темнотой задрапированный, но, погань такая, узнаваемый, навевал далеко не ласковые соображения. «Щас сбегутся, – понял путник. – Кровищей до самого Заземья прёт».
Мысли свивались чёрными гадюками и в спасительный план складываться упрямо не желали.
На горизонте, всё ещё слишком далёкие, дабы послужить добрым
Приметив не самый паршивый распадок, без признаков захоронений, вампир свёл коня по мшистому, зараставшему голубикой отлогу и даже принялся разводить костерок, когда в спину ударила волна дымно-сладкого воздуха, заморскими курениями провонявшего.
Путник отступил к нервно фыркавшему коню, проворно затоптав едва затлевший в ямке мох. Зыркнул на притороченную у седла саблю.
В Хуторье он нарочно не перевесил оружие на пояс, намереваясь тем самым усыпить бдительность впечатлительных завсегдатаев корчмы. Фокус не удался. Живущие промеж бескрайними гиблыми болотами и Голоземьем люди выучились воинственной осмотрительности. Рыжий молодец с дубьём чуть было не лишил вельможного вампира парочки зубов, а ушлый балий втихаря почти стянул один из амулетов.
«Еретник» сердито потёр саднящую скулу, отгоняя наваждение: в глазах плавали и беспорядочно множились витиеватые узоры, а окрестность становилась всё неприветливее. Как в Голоземье очутился выжлец 11 , выученный колдунами охотник за нежитью, он не знал. По Мрачным Холмам Псы не шарились, здешней нежити здраво опасаясь. Да и не мог шарлатан хуторской с букетиком поганок на груди такого переполоха поднять. Не чуял вампир в Хуторье иргибской шоблы.
Позёмыш, разделяя хозяйское настроение, нервно шебуршал за пазухой. Узкая мордочка ткнулась в воротник. Унюхав в стылом ветре волколаков, горностай неодобрительно чихнул. Юркий зверёк в кожаном ошейнике спутника, окольцованный обсидианом да в Каменной Розе клеймённый, на ярманке правиградской или в Златых Вёрстах Дзвенцска пошёл бы по цене табуна добрых коней. Позёмыша, как и всех спутников, взрастили чародеи в замковом зверинце. И заколдованный горностай отменно чуял враждебные чары.
11
Гончий кобель. Просторечное название Псов Иргибы на службе Семи Ветров, осуществляющих охоту за нечистью.
Вампир нащупал рукоять сабли, ободряюще похлопав сердито всхрапывавшего коня по крупу.
Не по вкусу ночные прогулки по Мрачным Холмам ни колдунам, ни выжлецам. Вместо изничтожения злобной нежити опустевших земель те по городам промышляют, оборотней оседлых ловят, вампиров-одиночек мордуют за солидную плату. Да только каждую ночь в том же Затопье люди пропадают, да и в Горкморе, хоть за крепостными стенами, жизнь несладкая и короткая. Зато борцы со злом всегда свой хлеб с маслом имеют. А то и каравай с медовухой.
Ветер стих, а перед кровососом возник надменным привидением долговязый, поджарый колдун в подбитом куницей, узорчатом плаще, с дюжиной серебряных цепей при поясе да в кожаном ошейнике, травлёном чародейными письменами. Чуть раскосые лукавые глаза отливали холодной, светящейся во мраке синевой и слегка щурились. Зачаток недоверчивой ухмылки кривил губы. Зачёсанные назад русые вихры удерживала костяная фибула с Морской Змеёй. Хоть и с глазами морехода, ни дать ни взять, столичный кавалер из Семи Ветров, а в изничтожении виритников колдун поднаторевший.