Самозванка
Шрифт:
Поэтому путешествия для меня не несут никакого веселья. Я все так же вынуждена прятаться, только пространства становится меньше.
Я падаю на свою кровать.
– Сама виновата, нечего было выпендриваться.
– А нечего было говорить ему, что ты хочешь поехать!
– Мои слова не имеют значения. – Я смотрю на Рафи – пусть даже не думает отрицать.
Она отводит взгляд.
– Ладно. Это он виноват. Если бы люди доверяли ему, Палафоксам не понадобилась бы заложница.
Мне остается только пожать плечами. Так оно и есть – такова его
Но та отважная часть меня, что осмелилась заговорить перед нашим отцом, действительно хочет это сделать.
Рафи ничего не понимает. Она каждый день очаровывает людей, делает все возможное, чтобы жители Шрива не только любили, но и боялись нас. А все мои долгие годы тренировок свелись к двум минутам и четырем секундам – столько времени ушло у меня на спасение ее жизни.
– Мне нужно это сделать, Рафи.
Она шепчет в ответ:
– Чтобы помочь ему? Он ведь даже не замечает тебя.
Уязвленная в самое сердце, я отворачиваюсь. Она никогда не произносила этого вслух.
– Я хочу чувствовать себя полезной.
Рафи вздыхает:
– Ты ненавидишь его не так сильно, как я.
Подобное обвинение я слышу уже давно. Но Рафи легче ненавидеть нашего отца – он-то признает ее существование.
– Я ухожу не навсегда. По словам Доны, обеспечение безопасности руин продлится два месяца.
– Обеспечение безопасности руин? Если хочешь обмануть Палафоксов, то перестань хотя бы изъясняться как военный советник. – Рафи подходит к окну и смотрит на сад. – Почему люди воюют за этот ржавый мусор, мне никогда не понять.
– Всем нужен металл. Мы не можем снова рыть ямы в земле.
– Потому что таким образом ржавники практически уничтожили весь мир, – цитирует она. – Может быть, в режиме Красоты и было разумное зерно. Если бы все по-прежнему оставались пустоголовыми красавцами, не было бы всех этих войн.
Я смеюсь над ней – должно быть, она шутит.
Режим Красоты закончился незадолго до нашего рождения. В ту пору всем людям по достижении шестнадцати лет делали операцию. Ты становился красивым, но в этом превращении крылся и иной замысел – менялось твое сознание.
Красавцы и красотки никогда не оспаривали власть и всегда использовали ресурсы в надлежащих количествах, не более того. Города потребляли энергию, выделяемую только солнечными батареями, и перерабатывали каждый кусочек металла. Ржавые руины забросили, превратив их в стратегический запас, чтобы человечеству больше не приходилось опустошать недра земли.
Но вскоре появилась девушка по имени Тэлли Янгблад, которая стала первой мятежницей. Она свергла режим Красоты, после чего все люди вдруг стали мыслить самостоятельно. Эту реформу свободомыслия назвали «Чистым разумом», когда все пустоголовые красавцы и красотки разом очнулись. Изголодавшиеся по развитию города были готовы расширяться.
Однако свобода, увы, ведет к разрушениям.
В царящем хаосе власть захватили люди вроде нашего отца. Они принялись возводить новые сооружения, строить целые города, гнаться за очередными партиями металла. Теперь руины стали не просто напоминанием о жадности ржавников, а приглашением к тому, чтобы начать все заново.
Тэлли, может, и пропала, но до сих пор находятся мятежники, которые считают, что руины необходимо оставить в покое.
– Тебе не понравится быть пустоголовой красоткой, – возражаю я. – Они получали микротравмы мозга!
Рафи пожимает плечами.
– Зато они все время были счастливы. Им не приходилось беспокоиться из-за того, что их убьют. У них не было войн.
– Потому что для войн они были слишком тупы!
Она качает головой.
– Подобные остроумные высказывания не обрадуют твоих хозяев.
– Тогда я буду просто молчать. Они не заставят меня проявлять остроумие.
– Думаешь, проблема только в твоем остроумии? – Рафи начинает загибать пальцы. – Ты не знаешь, какие наряды сейчас носят. Ты не знаешь последних скандалов: кого больше не приглашают на вечеринки и почему. Тебе никогда не приходилось менять тему во время неловкого разговора!
Я поднимаюсь с кровати и встаю у окна, у меня дрожат руки.
– Я люблю тебя, сестренка, – мягко произносит Рафи. – Но ты ненормальная. Вместо одежды и музыки ты рассуждаешь о путях побега и импровизированном оружии. А еще ты ешь как дикарка.
Она говорила об этом и раньше – мое воспитание в качестве ее двойника сделало меня иной. Но всегда это делала с любовью, потому что я не похожа на ее богатеньких своенравных дружков. Однако то, как она говорит сейчас, вынуждает меня чувствовать себя одинокой.
Дело в том, что я могу улыбаться как Рафи, двигаться как она, копировать выражения ее лица. Читать на дисплее айскрина [9] текст речи с аналогичными паузами и интонацией. Даже на скайборде мы стоим в одинаковой позе.
Но я не знаю людей так, как знает она. Сестра способна разговаривать с любым гостем – высокопоставленным лицом, солдатом, случайным человеком – без каких-либо усилий. У нее сотни друзей, с которыми я не знакома. Я только запоминаю их лица, чтобы знать, кому помахать на танцполе во время вечеринки. Всю ее жизнь я вижу лишь в коротких обрывках, словно подглядываю в замочную скважину.
9
Айскрин – встроенный дисплей на сетчатке глаза.
Возможно, по этой причине мне так хочется отправиться в Викторию. Хотя бы раз побывать на своей собственной вечеринке.
Я стараюсь надуть нижнюю губу.
– Я просто буду все время дуться, и они даже не заметят разницы. Два месяца проведу в твоем привычном дурном настроении.
Обычно мне великолепно удается изображать ее недовольное лицо, но сейчас она даже не улыбается.
– Фрей, ты должна стать идеальной гостьей. Если хоть кто-то догадается, что ты заложница, это будет катастрофой для обеих семей.