Самурай из Киото
Шрифт:
Мурмакас призвался слуг и еще больше их напугал тем, что заставив напялить на себя полное вооружение: кольчуги, панцири и шлемы. Каждый из них получил по два меча – дайсё, круглому щиту и хоко-юми – татарскому луку, пригодному для боя в помещении. А так как слуги имели весьма отдаленное понятие о том, как пользоваться оружием, он расставил их по двое в самых темных местах. При дневном свете предсказание не действует, рассуждал он. Но самое главное, он запретил слугам есть, чтобы они не уснули от сытости. Сам же забился в отикубо – каморку под стропилами. Здесь его никогда и никто не найдет. Положил рядом с собой нагинату, щит. За пояс заткнул вакидзаси, а в рукав спрятал танто – нож. На голову надел шлем.
В городе было тихо, только раздавался стук квартальных колотушек – гёндама.
***
– Не пойду на запад! – вдруг произнес Язаки.
– Хоп! Почему это? – удивился Натабура, переодеваясь в новую одежду.
Ему досталась удобная темно-зеленую кину и широкие штаны – хакама, из грубого льна такого же цвета. Прежняя белая крестьянская одежда давно превратилась в лохмотья. Язаки предпочел шелковое комоно с голубыми вставками по бокам и глубокими карманами, в которые можно прятать еду. Из обуви Натабура взял асанака, в которых очень удобно бегать, потому что пальцы и пятка касались земли, а Язаки – дзика-таби – дорогие и непрактичные носки для улицы, в которых всегда жарко. На них он еще надел соломенные варадзи[45].
И вдруг он уперся. С испугом косился в сторону Карамора и не решался тронуться с места. Где-то там торчала страшная пыточная башня, попадать в которую второй раз он никак не собирался. Его храбрости хватило как раз на то, чтобы одеться. Тягостно вздыхал и постанывал:
– Пойду домой…
– Куда? – Натабура подвязывал хакама под коленями. Ему даже показалось, что Язаки немного не в себе, ведь дома у него не было, не было даже деревни, которую смыли волны урагана, вызванного господином Духа воды – Удзи-но-Оса.
В спортивном зале школы синкагэ-рю пахло потом и кожей снарядов. На стенах висел инвентарь. Натабура различил знакомый ототэ и погнутую цзянь.
Язаки снова завел старую песню:
– Ох-ах... Я больной…
– Врешь! – сказал Натабура. – Ну ведь врешь. Я тебя вылечил? Хоп?!
– Ну?..
– Вылечил!
Язаки сморщился. Натабура действительно лечил его. Прошептал молитвы, наложив руки. Добросовестно сделал все, что положено в таких случаях. А он возьми да выложи: «Хочу домой!» Было отчего возмутиться. Афра разозлился больше всех. Он бегал по коридору, цокал когтями и ворчал: «Р-р-р…», презирая Язаки всеми фибрами души. Отказываться от приключений может только толстый и ленивый. Бросили б мы его. Пусть идет, куда хочет. В знак протеста Афра разбежался и что есть силы прыгнул на груду боккенов в углу. Но хозяин был неумолим:
– Собирайся, времени нет!
– Не пойду!
– Потому что там находится загробный мир? – Натабура скрипнул зубами. – Кими мо, ками дзо!
Уговаривать Язаки – все равно, что читать проповедь Будде.
– И мир тоже… – в этом он сомневался, но был готов уцепиться и за такой довод, только бы оставили в покое.
– Ты выступаешь на стороне Субэоса? – Натабура еще не решил, что делать.
– Чего? – не понял Язаки, нижняя губа у него по-идиотски отвисла.
Натабуре так и хотелось сказать: «Закрой рот».
– Ты хочешь, чтобы нас поймали?! – пока Натабура ограничился уговорами.
– Нет, конечно! – Язаки встрепенулся жалко, как мокрый воробей, смешной в своем упрямстве.
– Ну тогда почему ты сидишь, как больной?!
– Я хочу домой! Пожрать охота мамкиных муругай.
Опять двадцать пять! – подумал Натабура. Наму Амида буцу! Как ему объяснить, что его деревни нет? Что идти некуда? Натабуре почему-то вовсе не хотелось воспользоваться знаком Мус, словно чувства с этой стороны у него притупились. Будь что будет, подумал он. На самом деле, он всего лишь незаметно перешел в такое состояние, при котором, что бы он ни делал, у него все выходило, словно он сам влиял на события и окружающий мир.
– Будда терпит лишь до трех раз, – сказал он, намекая, что Язаки достаточно начудил.
– Скоро будет светать, – напомнила Юка из сада, поглядывая в глубину зала с плохо скрываемой тревогой: то там, то здесь, все ближе и ближе мелькали огоньки ищеек карабидов, которые, не испугавшись ночи, шарили по городу. Слышались голоса и лай собак. Но странное дело, ни одна из них не шла к дому Юки, словно чувствуя присутствие крылатого тэнгу.
– Ты уверен? – терпеливо спросил Натабура, устраивая за спиной кусанаги, а на груди годзуку, который замурлыкал, и знак Удзи-но-Оса.
– Конечно! – радостно воскликнул Язаки в надежде, что теперь-то они наверняка повернут прочь от дурацкого города со странным названием Думкидаё.
– Нет, мне кажется, что ты меня разыгрываешь, – Натабура бросил взгляд в сторону реки, где в полной темноте притаилась черная Карамора. Ему тоже не хотелось идти. Он бы с удовольствием поспал до рассвета. Но дела были поважнее. – Ладно, как хочешь, – равнодушно произнес он. – Афра, пошли!
Щенок прекратил жевать палку, взглянул на него ясными, как у оленя, глазами с голубоватой поволокой, вскочил и был готов бежать куда угодно и зачем угодно. Хозяин зовет! Это больше, чем радость, больше, чем мозговая косточка, это… это… В общем, жизнь прекрасна, когда ты любишь хозяина, а он любит тебя! Он с обожанием глядел на Натабуру. Натабура щелкнул его по мокрому носу.
– Точно?.. – с опаской спросил Язаки, отступая к выходу спиной. Его щека болезненно дернулась. Он ни разу не видел, чтобы Натабура отказывался от задуманного. Здесь крылся подвох, но Язаки не знал еще какой.
– Конечно, – как можно более равнодушно произнес Натабура. – Иди домой. Отсюда недалеко. За город, по дороге.
– Спасибо… – робко, как эхо, отозвался Язаки, глядя на него крайне недоверчиво.
Он еще не представлял, куда пойдет и что будет делать один. Он даже не думал, что останется один. Ему просто хотелось бежать подальше. Ноги сами несли его в противоположную сторону от замка Карамора.
Кажется, Юка все поняла. Она следили за ними внимательным взглядом.
– Топай, топай, не оборачивайся.
Они вместе с Афра вышли из зала следом. В дружбе тоже есть границы. Однажды ты их перешагиваешь, чтобы сделать доброе дело, думал Натабура. Если я сейчас не сделаю доброе дело, то все пропадет. Я буду казнить себя всю жизнь, и Боги не поймут меня.
– Он боится идти с нами, – догадалась Юка. – Он помнит боль.
– Он делает глупость, - хотел сказать Натабура, но промолчал.