Самурай
Шрифт:
— Какая разница, все равно бластер пропал, об этом, конечно, поболтают, и обязательно в присутствии следователя. Ну не могут люди держать язык на привязи. Тоже очень храбрые, нравится им нарываться.
— Ты мне не веришь?
— Ну почему же. Это действительно могло быть так.
— Бедненький, загнали его в угол.
— Что, есть предложение, как выбраться?
— Есть, я могу тебе помочь.
— Ну конечно, вы убьете его на дуэли!
— Обойдешься. Не девица, чтобы из-за тебя на дуэлях убивали.
— Э-э? — вопросительно потянул я.
— Точнее, я даю тебе совет. Поможешь ты себе сам. Честно говоря, и мне тоже. Торчать тут ещё год мне не хочется.
— Я слушаю.
— Капитан Стромболи что-то там такое в шахте подобрал. Пришьёт он мне халатность как пить дать. Обвал был, значит, должен найтись виновник. Можешь принести мне это сегодня ночью, тогда год на Селено проведёт твой дядюшка, это будет уже его халатность. Заодно притащи бластер, не мучайся. Если начнут болтать, я скажу, что он остался в штабе и все время был у меня. Не струсишь?
— Я?! Ну… Если попадусь, с меня опять спустят три шкуры сразу. А если нет… — Я мечтательно улыбнулся.
— Если не проговоришься, то только две шкуры, — заметил майор.
— Точно. Долго разбираться дядюшка не будет… — Я вздохнул. — Но я не знаю, когда смогу это сделать. Ночь длинная.
— Неважно. Оставь в форте, — улыбнулся он, — раз уж воевать все равно не с кем.
Майор ушел. Через двадцать минут появился дядя Маттео и, оставаясь в поле зрения видеокамеры (и, значит, в своей наиболее противной ипостаси), позвал меня обедать.
— Рыбка клюнула, — доложил я. — Что дальше? Не проще допросить его с пентатолом, и всё.
— Ты рассуждаешь как дилетант. Что ты знаешь о пентатоле? То, что распространяют эсбэшники всей Галактики среди населения, чтобы было поменьше работы. Пентатол можно обмануть, меня, например, этому учили. Рольяно — десантник, значит, его тоже учили. Это прямая, честная игра, парень. Это тебе не домохозяек пугать шприцем. Так что, считай, что пентатола не существует.
— Понял. Делать-то что?
Тут мы и пришли в столовую, а в ней разговаривать нельзя.
— Давай-ка прогуляемся, могу я читать тебе мораль на свежем воздухе? — сказал дядя Маттео на обратном пути. — Эй, быстро бегаешь, сбавь немного. Надо было тебе вчера ещё выдать, чтобы ходил помедленнее, — ухмыльнулся он.
Я поморщился:
— Может быть, лучше подвернуть ногу?
— Можно и так. Хотя нет, ты уже продемонстрировал свой класс. Ты не можешь подвернуть ногу. Рассказывай подробно.
Я рассказал.
— Талант, — отреагировал дядя Маттео, — можно поступать на столичную сцену или в нашу контору.
— В вашей конторе я и так в ведомости числюсь.
— Я не про тебя, а про Рольяно.
— Ха!
— Значит, так, давай разбираться. Виновников четверо. Рольяно и три охранника, двоих я уже знаю, вычислить третьего не та проблема, которая должна нас сейчас занимать. Год назад майор Рольяно договорился с геологом, определявшим богатство слоя; этот тоже наш клиент, но это не срочно. Плюс бухгалтер, но он пока и так сидит. В результате у майора образовался излишек селенитов, десять килограмм, всего лишь. По цене пять тысяч за карат, если маленькие.
— Почему он просто не подождал ещё полгода? — спросил я. — Его что, обыскивать будут при посадке в катер?
— Обыскивать-то будут, конечно, но у него ещё полгода в запасе. Произошло что-то, из-за чего он не может больше ждать.
— И что это может быть?
— Придется перелопатить новостные ленты. Но мне не кажется, что это большая политика.
— Да? А комментарии о каторге? Сводишь меня сегодня, кстати?
— Свожу, что с тобой делать? Допустим, он передал противнику какую-то информацию? Это мы сможем проверить. Ты же у нас взломщик. Но не верится. Зачем?
— Чтобы ты носом землю рыл: искал вражьи происки. А их нет. Бр-р, нет, так мы запутаемся. Или его цель разбогатеть, или какая-то политическая выгода для другой семьи. Может, и то и другое вместе. Но операция планируется исходя из необходимости достижения чего-то одного.
— При таких деньгах работать на каких-нибудь Дже-ла… Нет, не верю.
— Согласен. Значит, было так: он для чего-то взрывает шахту и передаёт об этом информацию, но чья-то политическая выгода его не волнует: это отвлекающий маневр для тебя. Значит, его письмо можно постараться найти, но ленты лопатить не надо. Тупиковая ветвь.
— Убедительно. Значит, шахта взорвана из-за события, произошедшего здесь.
— Или в его частной жизни, — заметил я. — Что там у него с женой?
— Она ему изменила, он и угробил соперника. Жену это не вернуло, разумеется.
— А дети? Похоже, что есть.
— Будешь смеяться, но нет. Я помотал головой:
— Как это? Очень было похоже, что у него просто взвод мальчишек. И вообще семья без детей — это очень странно [20] .
— Не знаю. Но получается, что частной жизни у него нет.
20
На Этне семья, в которой четверо или пятеро детей, ещё не считается многодетной. Население маленькое, рождаемость поощряется, женщины не слишком заняты работой.
— Что же случилось? Такое, что взорвало этот скучный белый мир?
— Это знали мёртвые. И может быть, кто-нибудь из тех, кто лежит там. — Дядя Маттео махнул рукой в сторону госпиталя. — Плохо то, что свидетель обычно и сам не знает, чему он был свидетелем.
— Как это?
— Ну он не знает, что имеет отношение к делу, а что нет.
— Понятно, а всей информации очень много. И если ты не знаешь о чём конкретно спрашивать, то ничего и не добьёшься.
— Ну бывает, конечно, но только случайно. Можно попасть в десятку, задав вопрос: «А вы ничего необычного не заметили?», но это редко. Вообще-то преступления бывают нескольких, в общем-то, стандартных видов. Но такого… Чтобы в мирное время… так много народу сразу…