Самый далёкий берег
Шрифт:
Она старательно подумала, округлила глаза:
— А вы знаете, нет… Военных, из Структуры, из органов — сколько угодно. Но пожарных — ни разу в жизни.
— Вот то-то, — сказал Кирьянов. — Эта форма в Галактике встречается крайне редко. Я лично прослужил семнадцать лет и за это время пожарных генералов видел только дважды, да и то издали, в президиуме огромного зала…
— Понятно… У вас бывают какие-нибудь дискотеки?
— Честно говоря, у нас бывают пьянки, — сказал Кирьянов. — Может, и танцы случаются, но я совсем недавно здесь.
— Понятно, — повторила Тая. — Будни захолустного гарнизона а натюрель… Выходит, вы от скуки забрели в эти
— А что здесь, кстати, было раньше, вы не знаете?
— Представления не имею, — безмятежно сказала Тая. — Я же не в Структуре, я в МГУ учусь и не горю желанием продолжать семейные традиции, в Структуру уходить. Моя специальность — иностранные языки, а на это существование Структуры как-то не влияет… Что-то тут, конечно, было в стародавние времена, это и дураку ясно. Какая-нибудь “точка” из прежних времен. Так и побросали все почему-то — совсем как в “Руслане и Людмиле”, только здесь нет никакой говорящей головы, вообще ничего нет, даже привидений, я специально интересовалась. А от этого вовсе уж уныло. Водись здесь привидения, можно было бы ночью наведаться, издали посмотреть осторожненько, чтобы не уволокли, чего доброго… Но привидений, увы, не бывает. Совсем. Отец давно служит в Структуре и ни о чем подобном не слышал…
“Вполне согласен, если речь идет о призраках людей, — подумал он мрачно. — А как быть с призраком голоса, который десяток лет блуждает по заброшенным линиям космической спецсвязи? Тут все не так просто… Особенно если учесть, что научного объяснения понятия “призрак” никто пока не дал…”
— Давайте искупаемся, а? — предложила Тая. — Я, собственно, за этим сюда и пришла. Вода здесь чудесная. У меня купальник под платьем, так что не спешите отворачиваться с ханжеским видом.
Она одним гибким движением сбросила через голову платье и осталась в красном купальнике из тех, новомодных и современных, что призваны главным образом открывать нескромному взору все, достойное внимания, а если что и скрывают, то сущий мизер. Аккуратно положила платье в желтую траву неподалеку от берега и, оглянувшись на Кирьянова с веселой подначкой, прыгнула прямо с того места, где стояла.
Кирьянов с уважением покрутил головой — девчонка вошла в воду, как клинок в ножны, без малейшего всплеска, без брызг. Чувствовался немалый навык. На поверхность она вынырнула метрах в двадцати от низкого берега и, не оглядываясь, уверенным кролем пошла к середине озера. Светлые волосы, отяжелев, облепили плечи, крохотные волны раскачивали широкие листья здешних кувшинок, и Кирьянов вновь ощутил мимолетний приступ грусти.
А потом без всяких колебаний принялся раздеваться, кое-как свалив униформу в траву, обрушился в воду далеко не так грациозно, как его новая знакомая, подняв тучу брызг. Плавать он умел, и неплохо, на Енисее вырос, но, увы, не мог похвастаться таким изяществом стиля, какой без всякого желания повыпендриваться являла Тая, русалкой скользившая меж кувшинок.
Вода была не просто чудесная — с такой Кирьянов еще не сталкивался. Она даже не походила на воду, ощущения вызывала невероятные: словно каждая капелька существовала сама по себе, тело чуяло, как мириады невесомых теплых касаний скользят по коже нескончаемым потоком. В слова это не умещалось. Походило на то, что он не сам плыл, а течение бережно и неуклонно несло его над невидимым дном, словно восходящие потоки — оборвавшегося с бечевки воздушного змея. Если плыть с закрытыми глазами, и вовсе казалось, будто вода давным-давно вынесла его в атмосферу, увлекла в космические бездны — ласковая, нежная,
Но все, разумеется, было в порядке: спокойная и теплая вода вокруг, мясистая кувшинка, в которую он едва-едва не впечатался подбородком, неяркое солнце в небе, светловолосая головка впереди, оставшаяся вдали, как он ни пытался сократить разделявшее их расстояние. В конце концов Тая, уже с бело-синей кувшинкой в волосах, перевернулась на спину, оставаясь лежать на воде. С улыбкой повернула к нему лицо:
— Я вас не загоняла?
— Есть немного, — сказал Кирьянов, плавая рядом и стараясь особенно не баламутить воду. — Вас русалкой никогда не называли?
— Ого! — сказала Тая. — Вы себе представить не можете, как меня называли за последние годы, с тех пор, как стала объектом ухаживаний, осад и приступов, — русалкой, колдуньей, волшебницей, принцессой, ведьмой и королевой. Самые образованные — даже ундиной, нимфой, наядой и Цирцеей. Один майор упорно именовал дриадой, хотя я терпеть не могу лазать по деревьям… А вы как бы меня назвали?
— Ужасно неоригинально, — сказал Кирьянов. — Очаровательной. Конечно, банально…
— Зато искренне, — сказала Тая с чертиками в глазах. — Получайте за искренность приз.
Подплыла вплотную и, решительно притянув его голову, крепко, продолжительно и умело поцеловала в губы, на миг прижавшись всем телом. Потом парой сильных гребков отплыла и, оглянувшись через плечо с непонятным выражением, понеслась прямо к берегу.
Кирьянов достиг оного значительно позже — не только оттого, что плыл неуклюже. Ему понадобилось время, чтобы подавить извечную реакцию нормального мужика на столь непринужденное обращение.
Тая как ни в чем не бывало сидела на бережку, опустив безукоризненные ножки в воду. Выбравшись, Кирьянов уселся рядом, глядя куда угодно, только не на прелестную соседку.
— Что вы надулись, милейший обер-поручик? — негромко спросила Тая. — Можно подумать, это вы — невинная благонравная девица, которую помимо ее воли чмокнул в алые губки нахальный гусар… Стойте-стойте… Ага! Знаю, что вы подумали! Что взбалмошная и не особенно высокоморальная генеральская дочка от скуки хватает то, что подвернулось под руку, за неимением лучшего… Ага?
— Не люблю я, когда мной забавляются от скуки, — сказал он хмуро. — Да и кто любит…
— Ой, а вы прелесть… Только совершенно не берете в расчет технический прогресс, пребывая в плену расхожих штампов… При чем тут скука? Если бы мне позарез понадобился представительный кавалер или уж, прямо скажем, любовник, я, использовав последние достижения транспорта и связи, уже через четверть часа обрела бы желаемое… Неужели вы мне не могли понравиться просто так?
— Вот так, сразу?
— А почему бы и нет? — сказала она без улыбки. — Вот взяли и понравились. Я вполне взрослая, между прочим. И не особенная дура. Смотрю на вас и думаю: нормальный мужик, спокойный, не трепач и не бабник, взглядом не раздевает… ну, самую чуточку, в пределах средней нормы. Пошлых комплиментов не отпускает с масляной улыбочкой, на поцелуй реагирует с очаровательной старомодной романтикой. Честное слово, вы мне понравились. И я вам тоже, правда? — Она тихонько рассмеялась, глядя ему в глаза. — Правда-правда, не отпирайтесь. Понравилась. Вон как смотрите — не по-кобелиному, а с тем самым романтическим трагизмом…