Самый длинный день. Высадка десанта союзников в Нормандии
Шрифт:
Адмирал, однако, заметил: «Слуги герцога и герцогини Ларошфуко тихо и незаметно прошли по дворцу герцога и спокойно сняли со стен бесценные гобелены ручной работы».
В штабе 7-й армии, которая участвовала в боях, встречая союзников, поводов для оптимизма было еще больше. Офицерам в штабе БСЭ.ЗЭ. лось, что 352-я дивизия столкнула противника в море между населенными пунктами Вьервилль и Кольвилль – в зоне плацдарма «Омаха». Случилось так, что офицер, наблюдавший из бункера за событиями на берегу, прибыл в штаб с докладом об успешном отражении атаки союзников. Его рапорт был признан таким важным, что был записан слово в слово. «На берегу, – сообщал наблюдатель, – противник виден только за рядами заграждений. На берегу горит огромное число техники, среди прочего десять танков. Отряды, которые должны подрывать препятствия, делают свое дело. Высадка из десантных лодок сорвана: они держатся подальше
33
Этот рапорт был представлен между восемью и девятью утра начальнику оперативного отделения 352-й дивизии подполковнику Зигельману полковником Готом, который командовал фортификационными укреплениями в Пуант-э-Ра-де-ла-Перси, откуда хорошо просматривался плацдарм «Омаха» в районе Вьервилля. Это сообщение вызвало такой подъем, что Зигельман, описывая эти события после войны, говорил о «малых силах противника». Доклады, которые поступали позже, были еще более оптимистичными. К одиннадцати часам утра командир 352-й дивизии генерал Крайс, будучи уверен в том, что начисто смел противника с плацдарма «Омаха», перебросил резервы на усиление правого фланга дивизии в британский сектор.
Это была первая хорошая новость, полученная 7-й армией. Уверенность в успехе была так велика, что, когда командующий 15-й армией генерал фон Шальмут предложил послать на помощь 7-й армии свою 346-ю дивизию, он получил ответ: «Мы в ней не нуждаемся».
Хотя все были уверены в успехе, начальник штаба 7-й армии генерал Пемсель все еще пытался по фрагментам представить себе общую картину происходившего. Сделать это было трудно, потому что у него не было связи: ее работа была нарушена участниками французского Сопротивления, парашютистами или воздушной и морской бомбардировками. Пемсель доложил в штаб Роммеля: «Я должен сражаться как Вильгельм Завоеватель – только на основании того, что слышу и вижу». Пемсель не представлял себе реальной ситуации со связью и был уверен, что на Шербурский полуостров высадились только парашютисты. Он понятия не имел, что к этому времени на восточном побережье полуострова на плацдарм «Юта» уже высадился морской десант. Пемселю было очень сложно представить себе точные географические рамки атаки противника, но в одном он был уверен: действия противника в Нормандии – это вторжение. Он продолжал настаивать на этом, обращаясь к своим начальникам в штабах Роммеля и Рундштедта, но оставался в меньшинстве. В своих утренних донесениях группа армий «В» и «OB-West» сообщали, что «в настоящее время все еще невозможно точно определить, являются ли действия противника крупной диверсионной операцией или вторжением главных сил». Генералы продолжали искать основной плацдарм высадки, а обычный рядовой солдат на всем протяжении побережья Нормандии мог сказать, что происходит.
В полумиле от плацдарма «Шпага» младший капрал Йозеф Хагер дрожащей рукой нащупал на пулемете спусковой крючок и снова начал стрелять. Ему казалось, что земля вокруг него разрывается на части. От грохота он оглох, в голове был сплошной шум. Восемнадцатилетнему немецкому солдату было страшно. Он чувствовал себя больным. Он хорошо сражался, прикрывая отход своего подразделения после того, как была прорвана линия обороны 716-й дивизии на плацдарме «Шпага». Сколько он убил англичан, он не знал. Хагер видел, как они выходили на берег, и расстреливал одного за другим. Раньше он часто пытался представить себе, что это такое – убить врага. Он часто обсуждал это со своими друзьями, Хафом, Сакслером и Ферди Клагом. Теперь Хагер узнал, что убивать очень легко. Но Хаф не дожил до того момента, когда мог бы узнать, что это просто, – он был убит. Хагер оставил его лежать в лесополосе. Рот у убитого был открыт, а во лбу зияла огромная дыра. Хагер не знал, где находится Сакслер, а Ферди был рядом с ним. Он наполовину ослеп, из раны от шрапнели по лицу лилась кровь. Хагер понимал, что их убьют, и это лишь вопрос времени. Он и еще 19 человек – все, кто остался от его роты, сидели в траншее перед небольшим бункером. По ним стреляли со всех сторон. Стреляли из минометов, пулеметов и винтовок. Они были окружены. Нужно было сдаваться или погибать. Это понимали все, кроме капитана, который вел огонь из бункера за ними. Он не разрешал им спрятаться в бункере. Он все время кричал: «Мы должны держаться! Мы должны держаться!»
Это были самые страшные минуты в жизни Хагера. Он уже не сознавал, куда
Скорее всего, на решение капитана повлияли показавшиеся танки. Все услышали лязг гусениц и рев двигателей. Танков было два. Один остановился в поле. Другой медленно пробирался через лесонасаждения неподалеку от трех коров, которые паслись на лугу. Солдаты в траншеях увидели, как танк начал медленно опускать пушку, готовясь выстрелить прямой наводкой. И в этот момент танк вдруг взорвался. Из траншеи по нему удачно выстрелили из базуки последней ракетой с каплевидным наконечником. Еще не веря в то, что произошло, Хагер и Ферди увидели, как на горящем танке открылась крышка люка, из которого повалил черный дым, а потом показался человек, который безуспешно старался выбраться из машины. Через несколько мгновений он замер, безжизненно припав к башне. Хагер сказал Ферди: «Я думаю, Господь пошлет нам не такую страшную смерть».
Второй танк, не испытывая судьбу, остановился на дистанции, недоступной базуке, и начал стрелять. Тогда капитан приказал всем укрыться в бункере. Хагер и другие уцелевшие солдаты устремились внутрь – в новый кошмар. Бункер, размеры которого едва достигали размера небольшой комнаты, был наполнен мертвыми и умирающими солдатами: там невозможно было не только сесть, но даже повернуться. В нем было темно, жарко и очень шумно. Раненые стонали. Люди разговаривали на нескольких языках, было много поляков и русских. Капитан под постоянные просьбы раненых «давайте сдадимся» продолжал строчить из пулемета.
На мгновение восстановилась тишина, и задыхающиеся в бункере люди услышали, как кто-то снаружи крикнул: «Эй, немцы, лучше выходите!» Капитан в ответ дал очередь из пулемета. Через несколько минут они снова услышали: «Сдавайтесь, фрицы!»
Через некоторое время люди в бункере начали кашлять от порохового дыма, который во время пулеметной стрельбы переполнял и без того душное помещение. Каждый раз, когда капитан ставил новую ленту, голос извне снова требовал, чтобы они сдавались. Наконец, кто-то снаружи произнес требование по-немецки. Хагер запомнил, как один из раненых, который знал всего два английских слова, с трудом прокричал в ответ: «Привет, ребята! Привет, ребята!»
Стрельба снаружи прекратилась, и все, кто был внутри, поняли, что сейчас произойдет. В перекрытии бункера было проделано маленькое отверстие для наблюдения. Хагер и еще несколько человек приподняли одного из товарищей, чтобы он посмотрел, что будет делать противник. Наблюдатель сразу закричал: «Огнемет. Они готовят огнемет!»
Хагер знал, что пламя им не угрожает, так как вентиляционная металлическая труба, расположенная в задней части бункера, была зигзагообразной. Но их могла убить температура. Вдруг они услышали звук, который издает огнемет, выбрасывая струю горящей жидкости. Теперь свежий воздух мог попадать внутрь только сквозь амбразуру, через которую вел огонь капитан, и через отверстие в перекрытии.
Температура в помещении начала расти. Некоторые запаниковали. Толкая друг друга, люди с криками «надо выбираться отсюда!» пытались по ногам лежащих добраться до выхода. Образовалась давка, все стали умолять капитана сдаться. Дышать внутри стало невозможно. «Будем вдыхать и выдыхать по моей команде, – крикнул капитан. – Вдох!.. Выдох!.. Вдох!.. Выдох!» Хагер видел, как цвет металлической вентиляционной трубы сделался сначала оранжевым, потом красным, а затем белым. Офицер продолжал командовать: «Вдох!.. Выдох!..» «Привет, ребята!» – кричал раненый.
В углу бункера стояла радиостанция. Хагер слышал, как радист все время повторял: «Я Шпинат, ответьте! Я Шпинат, ответьте!»
– Господин капитан! – закричал лейтенант. – Раненые задыхаются; нужно сдаваться!
– Об этом не может быть и речи! – заорал капитан. – Мы будем пробиваться отсюда. Пересчитай людей и оружие!
– Нет! Нет! – раздалось из всех углов бункера.
Ферди сказал Хагеру:
– Только у тебя и капитана есть пулемет. Я уверен, этот сумасшедший пошлет тебя первым.
В это время многие стали вынимать затворы и бросать их на пол.
– Я не пойду, – ответил Хагер Ферди. Он тоже достал затвор и выбросил его.
От жары люди начали терять сознание. У них подкашивались ноги, голова безвольно свешивалась на грудь. Они не могли стоять, но и лечь на пол они не могли – было слишком тесно. Молодой лейтенант продолжал умолять капитана сдаться, но безуспешно.
Вдруг капитан, повернувшись к радисту, спросил:
– Есть связь?
– Нет, – ответил радист.