Самый лучший комсомолец. Том четвертый
Шрифт:
— Ну что, беспредельщики ё*аные, вас тут кончать или рассказываем все и на «четвертак», лес валить? — предложил товарищ генерал.
— Пошел на*уй! — внезапно прервал вой очкарик и завыл снова, получив в рожу обутой в чешскую лакированную туфлю генеральской ногой.
— Это же неэффективно, товарищ генерал, — расстроился я. — Вы «Молот ведьм» читали? — взял с верстака пассатижи.
— Это про инквизицию? — проявил он интеллигентность.
— Про нее, — подтвердил я. — Много грубого, единовременного урона — это, конечно, устрашает, но асоциальные элементы к такому привыкли. Вот, возьмите, — протянул инструмент.
— Дожил — дети методам военно-полевого
— Мне больше термин «экстренное потрошение» нравится, — заметил Андрей Викторович.
— Зловеще! — оценил я.
— Откройте-ка бородатому рот пошире, — велел генерал.
— Вы что, мусора… — начал было возмущаться тот, но один КГБшник схватил его за волосы, а второй нажал кулаками на скулы, заставив открыть рот.
— Золотишко мы конфискуем, — решил генерал и вырвал коронку. — Держи! — передал дяде Пете. — Тебе бы к стоматологу, мил человек, — выдал отеческий совет. — Но уже поздно, придется удалять.
— Вот она, «кровавая гэбня» во всей красе, — когда крики превратились во всхлипы, вздохнул я.
— Ты же сам предложил, — развел руками товарищ генерал и протянул Медунову окровавленный инструмент. — Хотите попробовать, Сергей Федорович?
— Спасибо, но меня военно-полевым методам допросов не учили, — вежливо отказался тот. — Я больше по авиации.
— Еще один вырвать или поговорим? — предложил генерал бандиту.
Тот лихорадочно закивал, всем видом выражая готовность к сотрудничеству. Вот и хорошо, потому что нифига приятного в происходящем нет.
Глава 18
Отсутствие портативных телефонов сильно осложняет житуху — я это в очередной раз понял, когда ассистировал товарищу генералу во время сеанса связи с Москвой посредством установленной в армейском «ЗИЛе» рации:
— 11, 2761, 3532, Мария, Генрих, 151… — бубнила рация.
— «Военное положение вводить запрещаем», — расшифровал я. — «Вносим изменения в план действий согласно новым вводным. Ждите у Погодина».
Генералов адъютант тоже может, но ему надо над таблицами корпеть, а у меня — чудо-голова.
— Нам бы в войну таких дешифровщиков, — отвесил мне комплимент генерал.
— Уверен и покруче были, — отмахнулся я.
Потому что они — сами, а я на халяву. Как только прибыли еще пара «ЗИЛов» с солдатиками — усиление, на всякий случай, боевиков в Геленджике по словам задержанных не осталось, да и эти-то из Сочи приехали — генерал дал отмашку, мы погрузились и отправились обыскивать товарища Погодина.
— Это мы по верхам копнули, Сергей Федорович, — продолжил я прививать товарищу Медунову чистоту понимания. — Только «пищевиков», так сказать. А еще есть… Дядь Вить, вы специалист и полковник, давайте лучше вы.
— Еще есть порнография — с ней столкнулись, — принял он эстафету. — Сюда же добавляем подпольные бордели…
— Ваши? — ухмыльнулся Медунов.
— Наши Родине служат, — одернул его генерал.
Дядя Витя продолжил:
— «Распил» продуктов питания и проституция — это на поверхности. А пониже — настоящая проблема: Партия, взяв курс на ежегодное улучшение уровня жизни населения не забыла и о курортной составляющей — на развитие приморских зон в бюджет заложены чудовищные средства.
— Знаю, — еще бы Медунов был не в курсе — это его прямая зона ответственности. — Возьму под личный контроль.
— Как и все остальное, — посоветовал я. — У нас, конечно, времена сейчас мирные — ядерный щит от беспокойных западных соседей защищает, поэтому рвать жилы и проводить массовые чистки шпионов и агентов влияния…
— Сережа… — кашлянул генерал.
«Агенты
— Короче — враги у нас, в сытые времена, по большому счету внутренние. И они ничем не гнушаются с целью личного обогащения. Частично ситуация разрешилась экономическими реформами — мы даже пару тысяч «цеховиков» амнистировали, под усиленным внешним контролем честно на кооперативной почве трудиться — но инерцию мышления и банальную человеческую лень недооценивать нельзя. Кооператив — это сложнее, чем извлекать личную выгоду из служебного положения. Государство — огромный, сложный и в целом достаточно инертный механизм, физически неспособный устранить все сгнившие элементы. Здесь нам помогают ужесточения требований к членам Партии, особенно членам правительственных и контролирующих органов. У вас много партбилетов «обнулилось», Семен Федорович?
— Очень, — подтвердил он. — Но кто им виноват, что устав Партии выучить за столько лет не смогли? Особенно много на философии «срезалось» — дожили, заместители Горкомов диалектики не знают!
— Юрий Владимирович — настоящий коммунист, пожертвовавший ради дела многим, — продолжил я. — Он и товарищи из Политюбюро твердо знают, для чего народ делегировал им полноту пролетарской власти — для улучшения жизни граждан. Спрос с рядового пролетария небольшой — точи условные гайки, гони сельхозпродукт, соблюдай социалистические законы, а Партия позаботится об остальном. Зато с должностных лиц спрос у нас нынче по полной программе — тебе народ полномочия и привилегии выделил, значит будь добр его ожиданиям соответствовать, иначе ответишь головой. Личный контроль и личная же заинтересованность в нашей ситуации — неотъемлемая составляющая хорошего руководителя. Вот вы по полям ездите, Сергей Федорович, это хорошо и правильно. Но, простите за прямоту — недостаточно, придется ездить еще и по стройкам, в гости к ОБЭП и КГБ и лично проверять качество питания в государственных предприятиях общепита. Причем все это — без предварительных согласований, по-настоящему внезапно. Андрей Викторович, возьметесь за Краснодарский край? Командировка будет длинной, но вам доверяю и я, и Николай Анисимович, и Юрий Владимирович.
— Возьмусь, — пообещал ревизор.
— О вас, Сергей Федорович, тоже на самом верху очень хорошее мнение, — поманил я Медунова здоровенным пряником. — Если хорошо проявите себя в наведении порядка, быть вам первым секретарем Краснодарского крайкома КПСС с последующим переходом на министерскую должность.
— Не подведу! — пообещал он, блеснув глазами.
Заиграли амбиции, и это хорошо — да он тут всех раком поставит!
Товарищ Погодин собственного дома не имеет, живет на четвертом этаже местной элитной пятиэтажки, выстроенной из ракушечника в сталинские времена. У подъезда — солдатики, в подъезде — ОБЭП, внутри квартиры — пара КГБшников. На последнем настоял я, потому что в моей реальности Николай Викторович наложил на себя руки, закусив провода и сунув вилку в розетку. И фиг бы с ним, с расхитителем соцсобственности, но мертвецы показаний не дают.
Вошли, миновали коридор с антикварной вешалкой, дубовым шкафом и тумбочкой в стиле «барокко», добрались до оснащенной кооперативным кухонным гарнитуром красного дерева и столом из ракушечника кухни, поздоровались с сотрудниками и оценили привязанного к стулу фигуранта.
— Федор Семенович, что происходит?! — тараща глаза на Медунова, завопил задержанный.
— За идиота меня держишь?! — не остался тот в долгу и влепил Погодину звонкую пощечину.
Очки упали на пол, потеряв стеклышко.