Самый лучший комсомолец. Том четвертый

Смолин Павел

— Ты в каком виде, капитан? — «добродушность» на лице Афанасия Феликсовича испарилась.

— Здравия желаю, товарищ майор, — сымитировав ладошкой фуражку, вяло козырнул тот. — У меня заслуженный отпуск.

Андрей Викторович кашлянул, привлекая внимание, и показал хозяину дома ордер:

— Гражданин Бородкин, ваша жена много лет злоупотребляет служебным положением с целью расхищения социалистической собственности. Вы об этом знали?

— Че? — не дошло до капитана.

— Ясно, — вздохнул ревизор. — Пакуйте его, пусть трезвеет.

Товарища

«упаковали» в автозак, а мы пошли внутрь.

— Николай Федорович — настоящий коммунист, — начал Медунов выгораживать своего ставленника Погодина. — Может на него просто наговаривают? Товарищи, так же нельзя — тридцать седьмой год устраиваете, половину директоров ресторанов задержали, ОБЭП полностью парализован, продуктовые базы на переучет закрыты — а ведь сезон в самом разгаре!

— Сергей Федорович, вы не понимаете, — вздохнул я. — Вам, извините, нагло в глаза ссут липовыми отчетами. Мы пришли в первую попавшуюся столовку, и вот итоги! Такое ощущение, что о происходящем знали все, кроме тех, кому это действительно нужно, а те, кто в курсе — закрывали глаза. Ваш Погодин, извините, крыса и вор Всесоюзного масштаба. Но вы мне не верьте — сейчас тут посмотрим как у вас простой директор ресторана живет и поедем к Погодину — он как раз дома, под надежным присмотром.

— Вы же не думаете, что мы будем подбрасывать улики? — даванул Медунова взглядом Андрей Викторович.

— Конечно нет! — побледнел он.

— Дядь Вить, откуда начнем? — спросил я.

— А как обычно, — развел тот руками, и мы пошли в туалет.

Бачок крепился сверху, поэтому перекрыли воду, и пара сотрудников сняла ёмкость с кронштейна. Пошерудив руками, вынули парочку бриллиантов размером с перепелиное яйцо.

— Эх, классика! — умилился я. — А теперь вентиляция, правильно?

— Правильно, — одобрил дядя Витя.

Из вентиляции вынули тряпичный сверток с наличными — двадцать две тысячи рублей.

— У вас какой оклад, Сергей Федорович? — спросил я неверяще хлопающего глазами на улики председателя крайисполкома.

— Четыреста пятьдесят рублей, — ответил он.

— А у директора столовой и двухсот не наберется, — заметил я. — Директор ресторана — чуть больше. Товарищ капитан имеет оклад сто сорок рублей. И за должность… — посмотрел на особиста.

— Сто двадцать.

— Двести шестьдесят. Семейный доход, таким образом, примерно размером с ваш оклад. Имеете такие заначки?

— Да откуда?! — возмутился Медунов. — Три тысячи на черный день лежат, не больше!

— Вот видите, — развел я руками. — У Беллы Наумовны еще дочка есть, проживает с мужем и детьми. Их товарищи сейчас обыскивают, на предмет маминых подарков. Идем дальше. На кухню?

— На кухню, — одобрил дядя Витя.

— Выглядит антикварно, — по пути ткнул я пальцем в заставленную мебелью в стиле «барокко» гостиную. — А в стенке, обратите внимание, полные полки буржуйских и отечественных коньяков класса «элитные». Дядь Вить?

— Тыщ на семь, — прикинул тот.

Оставили московского ОБЭПовца описывать

антиквариат и «синьку» и добрались до кухни. Вентиляция — семь тысяч. Стандартный тайник в полу под электроплитой — шкатулка с ювелирными украшениями.

— Такие вот дела, Сергей Федорович, — широко улыбнулся я выпавшему в осадок Медунову. — Можем к товарищу Погодину ехать? — спросил товарища генерала.

— Можем, — одобрил тот.

Выбрались из дома, оставив часть сотрудников продолжать обыск, погрузились в машины — Медунов, генерал Федин и особист в нашей «таблетке» — и под конвоем двух передних гражданских «Волг» и прикрывающего тылы армейского «ЗиЛа» с солдатиками покатили через частный сектор.

— Инерция мышления, — глубокомысленно заметил я по пути. — Государство разрешило частное предпринимательство. Казалось бы — наворовал, уцелел, так вот тебе возможность — вложи наворованное в кооперативы, плати налоги, развивай дело, живи честно. Это охренеть как грустно звучит: принцип неотвратимости наказания — основа существования правового государства, но так хотя бы деньги вернутся в экономику Родины, послужив ей и в конечно итоге сделав жизнь всего народа капельку лучше. А они — вот так, тупо складируют как Гоголевский Плюшкин или Пушкинский царь Кощей. Не понимаю я такой тупости — мертвый и опасный груз натурально. Это же…

— Ложись! — рявкнул дядя Федя и вместе со мной рухнул на пол, накрыв своим телом.

Опять?

Заскрежетали тормоза, транспорт мотнуло, раздался деревянный треск, и вслед за этим застучали автоматные очереди. Как меня это за*бало!

— Не дергайся, — проорал в ухо дядя Федя. — Иначе усыплю!

Через удушение, в строгом соответствии с должностной инструкцией. А посмотреть что происходит ух как любопытно!

— Вы что, совсем, б*яди, о*уели?! — раздался рев мегафона.

Стрельба продолжилась еще на пару десятков секунд, прежде чем мегафон скомандовал:

— Прекратить огонь!

— Лежи, — дяде Феде прекращение огневого контакта достойной причиной меня отпустить не показалось.

— Лежим, — раздался рядом одобрительный голос генерала Федина. — Перекличка!

— Цел! — дядя Ваня.

— Цел! — дядя Петя.

— Цел! — дядя Витя.

— Цел! — Андрей Владимирович.

— Зацепило, ерунда, — особист.

— Цел! — сдавленно закончил перекличку товарищ Медунов.

— Потерпите, Сергей Федорович, — попросил дядя Витя, который, похоже, председателя горисполкома и придавил.

— Да что происходит?! — простонал тот.

— Перевяжи Афоню, Петь, — скомандовал генерал.

— Есть!

В тишине полежали еще немного.

— Трое живых, восемь — нет! — раздался за окном полный адреналина голос армейского капитана. — Потерь среди личного состава нет, двоих перевязываем, легкие!

— Благодарю за службу, — ответил генерал. — Идем, Петь, а вы ждите здесь.

— Можно чуть-чуть посмотреть? — прокряхтел я.

— Нельзя, — буркнул дядя Федя.

Да уж, это тебе не Виталина.