Самый лучший комсомолец. Том четвертый
Шрифт:
— Слабоват, — ответил дядя Витя.
— Градуса не хватает, — согласился Андрей Викторович и достал из портфеля спиртометр. — Товарищ официант, — помахал даме.
— Что-то случилось? — с елейной улыбкой спросила она, подойдя к нам.
— Это мы сейчас узнаем, — ответил он и проверил коньяк. — Тридцать один градус! Разбавляем, значит? А ведь народ целый год трудился, чтобы на море заслуженно отдохнуть. А вы у них, значит, градус крадете?
— А вы сам-то откуда будете? — нагло спросила она. — Ученый? Не знаю что у вас за прибор такой, у нас образцово-показательный ресторан,
— Совсем о*уели, — расстроился Андрей Викторович и показал ксиву.
Моя школа!
Официантка начала стремительно намокать глазами.
— Ты садись, — уступил даме место дядя Петя. — Директор на месте?
— Нет ее! — бегая глазками, ответила официантка.
— Волчий билет и «условку» получишь, дуреха, — мягко пожурил ее дядя Витя. — Оно тебе надо — подставляться? Не сама же разбавлять додумалась, — подсказал путь к спасению.
— Я за это место триста рублей заплатила, — дрожащими руками достав платочек из кармана униформы поведала дама. — У нас везде так — хочешь нормальные деньги получать — обсчитывай, недоливай, разбавляй и с директором делись!
— Так она здесь? — напомнил Андрей Викторович.
— Здесь, — шмыгнула она.
— Пойдемте, — поднялся я на ноги.
Оставив дядю Петю общаться с официанткой, проигнорировали возмущенный писк «туда нельзя» и служебными коридорами прошли к директору. Было не заперто, и тем грустнее было наблюдать считающую деньги Беллу Наумовну Бородкину — хоть бы постеснялась.
— Здравствуйте, товарищи! — выдержка у дамы оказалась воистину «железная», она демонстративно досчитала купюры, аккуратно заперла их в сейф и гостеприимно улыбнулась. — Чем могу помочь?
— Нам бы кино интересное мальчику показать, — с улыбкой указал на меня дядя Вадим.
— Не понимаю о чем вы говорите, — пожала она плечами. — У нас ресторан, а не кино.
— А Николай Федорович говорил, что это по вашей части, — дядя Витя уселся на стул напротив нее и вытащил из-за пазухи кошелек. Отсчитав три сотни, положил на стол. — Мы друзья его.
— Извините, товарищи, но никакого кино мы здесь не показываем, — откинувшись на стуле, она сложила руки на груди и спародировала сцену из «Основного инстинкта», медленно положив едва прикрытую мини-юбкой ногу на ногу.
— Че по выбитым зубам? — надоело мне идти сложным путем.
— Баба все-таки, — поморщился Андрей Викторович. — Может все-таки чистосердечное? — показал ксиву.
— Пугать меня не надо — пуганная! — надменно фыркнула она.
— Значит обыск, — предложил я.
— Я покараулю, — кивнул дядя Витя. — Бумаги заодно посмотрим, да, Белла Наумовна?
— Права не имеете! — возмутилась она.
— Согласно постановлению ЦК КПСС номер…. «Об учреждении службы ревизоров при ЦК КПСС» я могу проводить обыски на свое усмотрение, — проинформировал ее Андрей Викторович, достал из портфеля бланк и быстро заполнил. — Ознакомьтесь, гражданочка.
— Это произвол! — взвилась она. — Да я до Медунова дойду!
— Вообще не осознает, — вздохнул я. — Пойдемте поищем.
Кинозал отыскался быстро — в помещении прямо
Вернулись к директору:
— Пиши признание, дуреха, — попросил Андрей Викторович. — Погодину твоему пи*дец, как и всем остальным.
— А товарищу Медунову я прямо сейчас позвоню, — подмигнув Беллочке, я пододвинул себе телефон. — А что у вас на плече за шрам из-под платья выглядывает? Татуировку срезали? А что там было?
— Не твое дело, — поправила она воротник.
— Дядь Вить, запрашиваю усиленную проверку биографии этой дамы, — попросил я. — Странная — и зовут «Беллой», и татуировку сводила — вдруг шпионка какого-нибудь Абвера недобитая?
Гражданку Бородкину аж подбросило.
— Та-а-к… — зловеще протянул дядя Витя и хрустнул пальцами. — А чего это мы дергаемся? Дай потом телефон, в тринадцатый отдел позвоню.
Глава 17
Товарищ Медунов прибыл в кротчайшие сроки, к здоровенному двухэтажному дому семьи Бородкиных — мы как раз собирались проводить обыск. Познакомил председателя Краснодарского крайисполкома со своей группой, генералом Фединым и выписанным из воинской части, в которой капитан Бородкин служит, «особистом» — майором Елизаровым Афанасием Феликсовичем, сорокалетним черноволосым мужиком с добродушной (по должности положено) рожей, и мы постучали в дверь.
— Уверяю вас, товарищи — я даже не подозревал, какой ужас творится в славном Геленджике! — горячо заверял нас товарищ Медунов. — У нас здесь не только курорты, но и настоящая Советская житница — я по полям да совхозам с утра до вечера мотаюсь, за отдых не отвечаю!
— Мы все понимаем, Сергей Федорович, — покивал я. — Каждый ресторан не проверишь, а отчеты вы получали образцово-показательные. Ничего удивительно в том, что вы не заметили «спрута», нет. Касательно «житницы» в Москве о вас сложилось исключительно позитивное мнение — Краснодарский край ежегодно повышает урожай, а к грядущей засухе вы подготовились на твердую «отлично». Настолько хорошо работающих и честных товарищей Юрий Владимирович ценит.
Мужик приосанился, заметно просветлел доселе мрачным лицом, вытер потеющий лоб платочком:
— Безусловно! Такой кошмар просто нельзя оставлять без внимания! Я очень уважаю товарища Генерального секретаря. Очень жаль, что врачи не позволяют ему отдохнуть в наших краях.
— Юрий Владимирович их рекомендациями не пренебрегает, — покивал я. — Поэтому здоров и полон сил.
Знаем мы эти обезьяньи игры — «вожак нездоров, давайте его скинем!».
Дверь открыл товарищ капитан Бородкин — муж Беллы, от которого она взяла фамилию. Седовлас, под глазами — мешки, одет в майку и сатиновые трусы. Шатается, глаза — мутные, воняет и обильно потеет. Алкаш одним словом — в прошлой жизни я читал, что Беллочка его сознательно спаивала в поисках свободы и с целью получить вот этот домище в личную собственность.