Самый лучший учебник журналистики. Кисло-сладкая книга о деньгах, тщеславии и президенте
Шрифт:
С одной стороны, конечно, это было неплохо, но для чего нужен простой повтор? И мне стоило больших усилий вышибить его из этой колеи.
С другой стороны, когда в эфир пришел премьер Британии Тони Блеер, именно в это время вышла шестая книга про Гарри Поттера. И я спросил его первым вопросом, читают ли его дети эту книгу. А он приехал после двухчасового разговора с президентом Путиным.
Он ошалел. Он переспросил переводчика, правильно ли он понимает, что спрашивает его этот странный человек. Но ему понравился этот вопрос, он расслабился, и именно потом я стал терзать его о российско-британских отношениях.
Я. Этот первый вопрос помогает наладить контакт?
ВЕНЕДИКТОВ. Именно так, но важно учесть, что этот вопрос должен быть одинаково интересен слушателям. Конечно, я мог спросить его о том, правда ли, что заводы «Роллс-ройса» покупает немецкий концерн. Тем самым я показал бы глубокое знание решений британского кабинета. Но тогда бы отключились слушатели. Это им не интересно.
Поэтому первый вопрос крайне важен. И если учесть, что все интервью идет минут 20–25, то понятно, что времени на раскачку просто нет.
И тут есть еще один нюанс. Поскольку времени мало, то гостя с первой минуты нужно вводить в состояние ответа.
Так что первый вопрос – это удар либо сбоку, как про Гарри Поттера, либо под дых.
Например, когда я разговаривал с министром иностранных дел России Лавровым о встрече президентов Путина и Буша в Сочи, я спросил его, какую бы школьную оценку он поставил бы развитию наших отношений. Он спросил, с чьей позиции – с российской или американской. А раз он начал искать ответ, значит, открылся.
Я. Ты стараешься от VIP-ов добиться эмоции?
ВЕНЕДИКТОВ. Безусловно! Если человек в эмоциях, значит, он открыт. Я могу воскликнуть «не может быть» или «я вам не верю!». Он начинает вторично что-то объяснять этому глупому журналисту, но уже более эмоционально, что это действительно было. И я получаю эмоцию, но следует помнить, что все эти приемы – только инструмент для получения важной и точной информации.
Когда к тебе приходят воистину великие люди, то у тебя начинаются проблемы. Ты полон к ним уважения и почтительности.
Но представим себе, что этот великий человек не в настроении. И вот он односложно отвечает тебе «да» и «нет», а ты, задавленный его авторитетом, не можешь переломить беседу. Возникает пауза, и ты не знаешь, чем ее закрыть. Можно, конечно, было бы спросить про какие-то неприятные вещи, они вызывают яркую реакцию, но я этого делать просто не хочу. Не люблю я великих спрашивать про неприятное.
Такое почтительное отношение у меня было, когда я брал интервью у великой балерины Майи Плисецкой.
Так вот, это нужно в себе выжигать каленым железом. И если для интервью к тебе приходит человек просто близкий, близкий творчески или политически, то ты должен сознательно быть более агрессивным, чем обычно.
Ты не машина, ты не можешь абстрагироваться от своих политических и человеческих пристрастий. Твоя работа – это всегда в какой-то степени актерство. И не нужно себе в этом смысле лгать.
Я. А как ты готовишься к интервью?
ВЕНЕДИКТОВ. Очень тщательно. Ты видел, что у меня всегда на столе масса бумаг. Я должен максимально знать о человеке, с которым буду говорить. Но когда я иду в студию, я их «забываю» в кабинете. В крайнем случае, я пишу себе на бумаге первый вопрос. Остальное не нужно. Все в голове.
И если во время интервью я что-то забуду, значит, это не было важным. Важное обязательно запомнится.
Очень много в подготовке мне дают вопросы аудитории. Конечно, они часто бестолково или неграмотно сформулированы, но дают самое важное – идеи тем.
Итак, я читаю биографию – подробно. Я читаю последние семь интервью и вопросы аудитории.
Но и это не все.
Когда я, например, готовился к интервью с президентом Литвы г-ном Адамкусом, я позвонил в МИД и спросил: «Друзья мои, какие у нас проблемы с Литвой?» Мне ответили: «Приезжай». И там мне рассказали то, что в прессе не найдешь.
Потом я встретился с нашим бывшим послом в Литве. И задал тот же вопрос. А потом я попросил о встрече посла Литвы в России. И спросил его о том же. И все это ради двадцатиминутного интервью.
И это необходимо совсем не для того, чтобы блеснуть знаниями во время интервью.
Это нужно, чтобы понять, где тебя дурят. Потому что гость относится к тебе, как к второсортному журналисту, который не знает сути вопроса. И после встречи, например, с российским президентом он не собирается говорить самое интересное.
Но он не знает, что я в курсе. Потому что я встречался со всеми помощниками и готов к разговору.
Я. Как определить, что интервью удалось?
ВЕНЕДИКТОВ. Очень просто. Во-первых, у тебя мокрая рубашка. Во-вторых, еще есть индекс цитирования. Когда ко мне на интервью приходит, например, министр финансов, то я потом смотрю индекс цитирования в информационных агентствах и СМИ, и оказывается, что у других это цифра не более десяти, а у меня восемьдесят. А это значит, что у меня было больше эксклюзивной информации. Это объективный формальный критерий.
Есть еще один критерий. Если ты во время разговора все время поглядываешь на часы, значит, тебе неинтересно, значит, интервью не пошло. А если вдруг не хватает времени, то это удача. Значит, вы с гостем зацепились друг за друга, вы друг другу интересны.
Я не люблю формальных интервью. Делать подобные интервью – это упустить свой шанс. Представим себе, что у вас сидит невзрачный человек, который что-то невнятно отвечает. Но кто знает, может, через год он станет президентом своей страны. А вы отнеслись к интервью формально. И упустили свой шанс.