Самый неподходящий мужчина
Шрифт:
— Конечно, мисс. Одному Богу известно, что бы было с вами без меня. Вы не собираетесь переодеваться, мисс Дамарис, прежде чем разговаривать с его светлостью?
Дамарис оглядела коричневую шерстяную юбку и стеганый жакет.
— Это не обязательно, — сказал Фитц.
— Тогда ваши волосы, мисс. Они растрепались. Дамарис посмотрелась в зеркало и покраснела. Возможно, вспомнила, где они могли растрепаться — в карете, во время тех поцелуев.
Она села, и горничная начала вытаскивать и снова втыкать шпильки, приводя в порядок изящную сеточку, которая
Фитц знал: служанка считает, что ему следует уйти, но он останется, пока не удостоверится, что все уладилось.
— Когда вы обнаружили, что богаты? — спросил он.
— После маминой смерти, — ответила девушка, встретившись с ним глазами в зеркале. Отражение давало ему лучшее представление о ее внешности. Ее нельзя было назвать красавицей, но и невзрачной она определенно не была. Лицо ее имело форму сердечка, но с аккуратным, округлым подбородком. Губы не полные, но красиво очерченные.
— Один из моих поверенных приехал в Берч-Хаус, — продолжала она. — Я даже не знала, что у меня есть поверенные. Динвидди и Фитц всегда имели дело с мамой. Она была моей опекуншей. Я никак не могла поверить в ту огромную сумму, о которой говорил мистер Динвидди, но тут же заказала вдоволь дров и жаркое на обед. Ты помнишь тот филей, Мейзи? Ничего вкуснее этого я больше не ела.
— Еще бы не помнить, мисс Дамарис. — Служанка с явной нежностью проталкивала шпильки. — И потом еще пирожные.
— Пирожные из булочной, — присовокупила Дамарис.
— И вы наняли еще несколько слуг.
— И купила новые чулки вместо того, чтобы штопать старые. И мягкое, душистое мыло. И шоколад. — Она прикрыла глаза и улыбнулась: — До этого я никогда не пила шоколад.
— Вы поделились им со мной, мисс, но мне не понравилось.
Дамарис улыбнулась горничной.
— Это потому, что я люблю, чтобы было поменьше сахара, а ты любишь все сладкое.
— Мне куда больше по вкусу старый добрый английский чай, мисс.
Фитц едва не рассмеялся. «Старый добрый английский чай» пришел из Индии и Китая, и, возможно, именно на нем Маркус Миддлтон и сколотил свое состояние. Но его тронула очевидная любовь между служанкой и госпожой и то, что он узнал о прежней жизни Дамарис.
— А потом, — проговорила Дамарис уже другим тоном, — приехал лорд Генри.
Повисло молчание, и Фитц спросил:
— Он был жесток?
Дамарис повернулась к нему, волосы вновь аккуратно уложены.
— Нет, но он, совершенно чужой человек, стал распоряжаться моей жизнью и был резок и холоден. Он забрал меня в свой дом в Суссексе, даже не спросив моего согласия. Я была счастлива вырваться из Берч-Хауса, но мне пришлось повоевать за то, чтобы взять Мейзи. Он хотел нанять для меня, как он говорил, подобающую леди горничную. Но я одержала победу, благодарение небесам. — Она улыбнулась служанке. — Не знаю, как бы я выдержала без тебя, Мейзи. А ты стала горничной леди.
Часы пробили девять. Она взглянула на дверь, словно моля, чтобы лакей вернулся. Пальцы, не
Пора снова прибегнуть к отвлекающей тактике.
— Все предприятия вашего отца находятся на Востоке? Она вновь взглянула на него:
— Вы, пожалуй, чересчур интересуетесь моим приданым для человека, который утверждает, что он нейтральное лицо.
— Мне просто любопытно, не более, — сказал он правду. — Например, если ваше наследство за границей, кто управляет им?
Она все еще смотрела с подозрением, но ответила:
— Он оставил торговые дома лейтенантам, которые управляют ими. Я получаю долю прибыли.
— А если они не станут платить? Это не слишком надежное соглашение.
— Не беспокойтесь, я не умру с голоду. Отец вложил деньги в недвижимость здесь, в Англии, и доходов с нее вполне хватит на жизнь. Я подозреваю, он планировал вернуться как богатый набоб. — Она начала загибать пальцы: — Я владею домами в Лондоне; пятью сельскохозяйственными имениями, включая два с залежами угля; долей в кораблестроительной компании в Бристоле плюс доками там же и в Ливерпуле; десятью, если не ошибаюсь, торговыми кораблями и большой частью города Манчестер.
«Хватит на жизнь» явно было ироничным. Фитц был потрясен. Вероятно, ее поверенные утаили полный размер ее состояния, ибо он не помнил таких деталей в досье Эшарта на нее.
Эта изящная молодая женщина с острым умом, храброй душой и катастрофическим отсутствием жизненного опыта обладала исключительным богатством. Поразительно, что ее до сих пор не соблазнили или не похитили для получения выкупа.
Он придумал решение о передаче опекунства Родгару только для того, чтобы вырвать ее из лап лорда Генри. Но теперь он понимал, что это жизненно необходимо. У нее должен быть самый сильный и могущественный защитник, который только возможен.
Наконец послышался стук в дверь. Мейзи открыла, и лакей объявил:
— Маркиз встретится с вами в своем кабинете в любое удобное для вас время, мисс Миддлтон.
Это означало прямо сейчас, потому что слуга продолжал стоять, готовый сопровождать ее. Фитц заметил, как она украдкой вытерла вспотевшие ладони о юбку, и ему захотелось заключить ее в объятия, пойти с ней, даже говорить вместо нее. Глупая мысль, ибо это она должна сделать сама. Но вот проводить ее туда он вполне мог.
Фитц так и сказал, добавив:
— На случай, если лорд Генри попытается вмешаться. Она ответила ему любезной улыбкой и взяла теплую шаль, которую подала служанка. Родгар-Эбби содержалось в превосходном состоянии, но ни в одном доме невозможно зимой поддерживать тепло в коридорах. Они вышли из комнаты и последовали за лакеем.
— Слава Богу, что я не переоделась, — заметила Дамарис, нарушая молчание. — Не хотелось бы прийти на встречу, дрожа как осиновый лист. Он мог бы расцеловать ее за храбрость духа.
— Говорят, король Карл I, отправляясь на казнь, надел лишнюю пару шерстяного белья, дабы непроизвольная дрожь не была по ошибке принята за страх.