Самый счастливый день
Шрифт:
Я рассмеялся.
— Всегда мечтал о жабо.
— Ты не понимаешь, — произнесла она строго. — Я не шучу. Тебе снятся сны?
— Тебе же приснился мой сон. Значит, снятся.
— Я буду слать тебе сны, — сказала она со значением.
— Буду обязан.
— У тебя есть красный берет?
— Но я же не девочка, чтобы ходить в берете.
Она задумалась.
— Когда-нибудь я подарю тебе красный берет…
Всё это я помню. Так хорошо помню. И всплывает, всплывает откуда-то из глубины, но в щемящей
Она сказала:
— Ты не забыл?
— ?
— Ты не забыл, что я Хозяйка Барского сада?
— Как можно об этом забыть?
— Но ты не веришь. Сегодня вечером ты убедишься, что я Хозяйка.
— Я верю и так.
— Ты знаешь, что нынешним вечером будет в Барском саду?
— Что бы могло там быть?
— Бал-маскарад!
— Конечно, только для нас двоих. Я согласен. Но какой придумать костюм?
— Не веришь! А всё очень просто. Там будут снимать кино.
Вот ещё новость. Какое кино? Кому это нужно?
— Понимаешь, приехала группа. Будут снимать кино. Бал-маскарад в имении. Ты не был в нашем саду неделю, а я заходила вчера. Что там творится! Кругом декорации, прожектора! Построены павильоны! И всего за неделю. Всё из фанеры, но издали не отличишь. Особняк просто как настоящий!
— А что за кино?
— Не знаю. Но я им сказала, что я Хозяйка этого сада. Они засмеялись. Раз вы хозяйка, то приходите на съёмки, нам люди нужны. А один посмотрел внимательно и говорит: вы очень подходите нам для роли.
— Ба! — сказал я. — Ты станешь звездой экрана!
— Нет, правда, — она была очень оживлена, — он сказал, раз вы хозяйка, то и сыграете роли хозяйки. Мы будем снимать бал в имении. Всю меня осмотрели, принесли разные платья, стали фотографировать.
— Не очень мне всё это нравится, — заметил я.
— Почему?
— Киношники — шельмецы, прощелыги. Один мои приятель учился на режиссёра, так он без конца предлагал девушкам разные роли. Увидит кого-нибудь в своём вкусе и тут же выдумывает роль. Девушки к кино неравнодушны.
— Но здесь без обмана! Они снимают кино. Ты бы видел, какие у них аппараты!
— Кто знает…
— А ты приходи, ты посмотришь.
— На съёмки, по-моему, не пускают.
— Я им скажу. Я тогда не стану сниматься.
И я согласился.
Удивительно тёплый всё же стоял октябрь. Уже середина месяца, а температура в иной день подскакивала до двадцати. Вечером опускалась прохлада, но никто уже не надевал пальто.
К Барскому саду я шёл с неохотой и даже опаской. Мы ведь привыкли таиться. Очутиться на людях, в свете прожекторов, да ещё в толпе зрителей, среди которых, я не сомневался, будут знакомые, мне что-то не очень хотелось. Но всё оказалось иначе, чем я представлял. Уже издали я увидел вздыбленное над Барским садом облако света. А ещё через сотню шагов наткнулся на стоявший поперёк дороги длинный чёрный автомобиль. На его лаковой поверхности играли отсветы близкого сияния.
— Дорога закрыта. Потрудитесь повернуть обратно.
На них было что-то вроде смокингов, резко белели в темноте воротнички и манишки. Делать было нечего, я собрался идти назад, но, поразмыслив, произнёс фразу:
— Но я приглашён.
— Кем? — спросили они.
Внутренне улыбнувшись, я ответил:
— Хозяйкой Барского сада.
Эффект был поразительный.
— Это меняет дело, — сказал щёголь и приказал второму: — Отвезите гостя.
Машина мягко взревела, катнулась при развороте и подалась ко мне с открытой дверью.
— Я бы и так дошёл, — сказал я, устраиваясь на обширном сиденье.
Машина с шорохом пошла по щебёнке. В ней пахло кожей, лаком и ещё чем-то незнакомым, сладким. Вероятно, это был трофейный автомобиль, какой-нибудь генеральский «хорьх», мощный, уютный и старомодный.
Барского сада я не узнал. Передо мной выросло что-то феерическое, ослепительное, наполненное звуками музыки и человеческими голосами.
— Хозяйка не встречает гостей, — сказал водитель, — она занята. Вы можете найти её в эрмитаже.
Машина развернулась и укатила. Как церемонно, подумал я. И что за эрмитаж? Я огляделся.
Ограду успели восстановить. Больше того, соорудили арочные ворота, распахнутые настежь. Отовсюду доносилась музыка, гирлянды шаров давали пятнистый розово-голубой и жёлто-зелёный свет. Появились ровные, посыпанные толчёным кирпичом дорожки, но самое удивительное, как преобразились заросли сада. Трава теперь была аккуратно подстрижена, купы деревьев перемежались полянами, а посреди полян возникли клумбы с осенними цветами.
Я осторожно пошёл. По дорожкам прогуливались люди, и первой, на кого натолкнулся мой удивлённый взгляд, была Вера Петровна Сабурова, идущая под руку с Поэтом. На ней узкое фиолетовое платье до пят и светлая шляпка, слегка надвинутая на лоб. Неизменный шарф, лёгкий, прозрачный, окутывал шею и спускался до бёдер. Поэт поразил меня совершенно. Длинный приталенный пиджак в полоску, бабочка, штиблеты, а в довершенье немысленно вычурное кепи совершенно изменили облик. Поэт выглядел лондонским денди.
Я застыл в онеменье. Пара прошествовала мимо, спокойно переговариваясь. Вера Петровна дружелюбно кивнула, а Поэт небрежно дотронулся пальцами до кепи. При этом он не прервал своей фразы:
— Если напечатают таким тиражом, будет достаточно.
— Надеюсь, вы подарите книгу? — спросила Вера Петровна.
— Не сомневайтесь.
Они удалились. Хороша массовка, подумал я. Вероятно, здесь будет полгорода. Наивная Леста. Она думала, только её почтили вниманьем. Следующая же встреча подтвердила моё предположенье. Прямо передо мной на дорожку выскочил запыхавшийся Котик. Наряжён он был комично. Штанишки до колен, белые чулки гармошкой, куртка с позументами и шпурами, шляпчонка с пером.