Сан Мариона
Шрифт:
– Поторапливайтесь, скоты! Пошевеливайтесь!
Геро соскользнул вниз. Живая лестница распалась. Когда все окружили Геро, он рассказал об услышанном:
– Только бы стражи не вспомнили про веревку!
– прошептал Рогай. Только бы они забыли про нее! Тогда мы ночью выберемся из проклятой ямы! И тогда!.. О-о!..
– Но надо сначала сдвинуть крышку, - осторожно напомнил Т-Мур.
– Может быть, кого-нибудь позвать снаружи?
– робко предложил кто-то.
– Кого? Перса?
– горько отозвались в темноте.
На время все притихли. Каждый лихорадочно искал выход. Потом раздались голоса:
– Надо выбить камень из кладки горловины...
– Да, да... И расширить отверстие!
– Чем?
– отрезвляющее спросил Рогай.
Геро молчал. Он уже знал, что они спасутся, но он молчал, ему не хотелось говорить от огромной уверенности в себе, той уверенности, что движет героями и делает человека, обладающего ею, или великим воином, или великим мудрецом. А вокруг люди исступленно хватались за любую возможность, с легкомыслием отчаявшихся детей радуясь каждой, даже нелепой:
– Надо дать знать рабам, а они уже поднимут крышку.
– Надо сейчас попробовать достать веревку и спрятать ее!
– Да, да, надо... надо...
И тогда Геро сказал:
– Я сдвину крышку... Я сдвину крышку. Поднимусь наверх и, если даже не окажется этой веревки, я найду чем вас вызволить отсюда.
Все на мгновенье притихли, поверив. После недолгого радостного молчания кто-то из темноты окликнул хазарина:
– Рогай, но если твои родичи захватят город, ты станешь свободным, а мы - рабами?...
Рогай яростно повернулся на голос, воскликнул:
– Глупец! Чем твоя жизнь свободного албана отличалась от жизни раба? Не тебя ли, свободного, собираются умертвить в зиндане?
– Но я все-таки хочу остаться свободным, - продолжил тот же голос, когда мы выберемся, я пойду защищать Северную стену от твоих братьев...
– Если тебя не убьют, если победишь хазар, тебя снова посадит в зиндан албан-филаншах!
– насмешливо заметил Т-Мур.
– Но если мы не отобьемся, меня сделают рабом...
Рогай задумчиво сказал:
– Теперь я понял, что мои братья - обездоленные. Филаншах - албан и вы албаны. Кому из вас он брат? Я же, когда был таким же свободным, как и вы... ха-ха-ха...
– горько рассмеялся он, - свободным, как вы, строил дворцы богачам в Семендере, сам же жил в землянке. И эти же богачи погнали меня грабить чужой народ, а сами остались в безопасности во дворцах, построенных мною. Я решил: если спасусь, уйду в горы. Там, я слышал, живут действительно свободные люди.
– И я с тобой!
– воскликнул Геро.
– Возьмешь меня, Рогай?
Тот обнял мальчика, прижал к себе, прошептал ласково:
– Геро, Геро, конечно, мы уйдем вместе: и ты, и мать. Разве я могу забыть, как твоя мать перевязывала мои раны, когда Дах-Гада избивал меня кнутом, разве я могу забыть, как вы жалели меня, как Марион носил подарки распорядителю работ, чтобы он не велел наказывать...
– Но сначала я отомщу филаншаху!
– Я тоже уйду в горы, - хрипя и булькая горлом, сказал Т-Мур, теперь мне в Дербенте делать нечего...
– И я! И я!
– послышались голоса.
– Но сначала все-таки надо решить, как выбраться из зиндана, грустно заметил кто-то.
– Если Геро не сможет, тогда...
Ни Геро, ни Рогай не успели возразить. Вдруг кто-то горько заплакал в наступившей тишине. Стоявший возле Т-Мура армянин, подняв исхудалые руки вверх, исступленно произнес:
– О, Иисусе! Великий искупитель грехов человеческих! Ты все видишь, вознесшийся! Если ты был на этой проклятой земле, если ты был на ней сыном человеческим, если ты пережил те страдания, что выпадают на долю многим, молю тебя: помоги нам выбраться из этой страшной ямы, и я поверю в тебя вновь, и дети мои поверят в тебя бескорыстно... Иначе я прокляну тебя и отвергну тебя, и дети мои отвергнут тебя! Я отказываюсь от рая на небесах, если нет возмездия на земле! Я жду и зову тебя!..
И случилось небывалое, случилось то, о чем потом до скончания дней своих будут с благоговейным трепетом вспоминать беглецы из зиндана, о чем они будут рассказывать детям своим, а те - своим и о чем распространится молва окрест, как волны от еще одного брошенного камня и, тоже не затухая, а многократно усиливаясь, ибо люди гораздо охотнее поверят в чудо спасения, чем в обреченность.
Вдруг, словно в ответ на исступленную мольбу, глухой грозный гул донесся из глубины земли. Будто вздрогнула земля, пробуждаясь от сна. И тотчас грузно вздрогнули горы, словно некий исполин в гневе качнул их. Посыпались сверху комья глины. Опять качнуло. Тяжелый звук, как вздох, слышимый даже в подземелье, пронесся над горами. Геро показалось, что кто-то схватил его за плечи и, рванув, бросил на солому. Попадали и другие. Еще раз гневно вздохнула земля. И все стихло. Ошеломленные люди поднимали головы. И все увидели, что в зиндане стало светлее: тяжелая каменная крышка, сдвинувшись от сотрясения, не прикрывала и половины горловины, а с нее, раскачиваясь, на локоть свисала веревка.
Люди молчали, потрясенные: простой человек обратился к своему всевышнему покровителю - и тот не только ответил, но даже оказал помощь! Как велико милосердие небесных властителей, распространяющих милосердие не только на своих почитателей, ни и на других людей! Могущественный Уркацилла помог и язычнику Рогаю, и христианину - армянину, молящемуся сейчас в углу, и поклоннику Ахурамазды - пожилому, скрюченному болезнью албану, до сих пор лежавшему ничком и что-то бормотавшему от страха. И ошеломленный случившимся Геро подумал, что, пожалуй, ему с матерью тоже нужно выбрать покровителем кого-нибудь из небесных владык.
Передовые конные отряды хазар уже подходили к Дербенту вслед за отступившими заставами, когда случилось землетрясение. Вздрогнули горы, вздрогнула земля и сразу же пронесся сильный порыв ветра по долине. Многие воины, стоящие на стене, упали на колени, некоторые в испуге прикрылись щитами. В городе от мощных толчков развалилось много хижин, сложенных на глиняном растворе, распахнулись калитки и двери домов и сараев. Тревожно мыча, метались по улицам коровы, овцы блеяли во дворах. Лаяли собаки, отчаянно хлопая крыльями, подлетывали в тесных двориках куры. Кружились в поднятой ветром пыли перья, пух тополей, испуганно кричали галки и ласточки, носясь над городом. В верхнем городе на сохранившейся колокольне христианской церкви сами собой торжественно и мелодично зазвонили колокола, словно оповещая жителей о ниспосланной им великой благодати: заступничестве от приближающихся многочисленных агарян [агаряне - (букв.) потомки рабыни Агари, принадлежащей Аврааму]. Так подумали многие жители, прислушиваясь к долго не смолкавшему звону.