Санаторий «Седьмое небо»
Шрифт:
– Что ж, – произнес он после долгой выжидающей паузы. – Вижу, что диалога у нас не выйдет. Тогда слушайте. После такого отвратительного поступка продолжать работу в санатории вы не сможете. Возможно, ваше поведение связано с каким-нибудь нервным заболеванием. Вас отправят домой. Если хотите, прямо сегодня. Если же вы намерены обращаться в милицию, знайте, что там уже известно о вашем душевном расстройстве, и если вы явитесь к ним писать какие-то заявления, вас тут же отправят в психиатрическую лечебницу. Поэтому не советую вам так поступать. Сочувствую, что с вами случилось такое и ни в чем, поверьте, не виню. Возможно, вы не знали о вашей болезни. Я уже распорядился, чтобы для вас подготовили все документы, и вам даже выплатят все, что вы заработали за семь месяцев, хотя правильнее было бы высчитать с вас за нанесенный науке ущерб.
Доктор
Вошла Жанна, при этом неуклюже толкнула массивным бедром дверь, и та, резко распахнувшись, ударилась в выкрашенную светло-голубой краской стену. Матовое пупырчатое стекло в двери мелко задребезжало. Жанна волокла перед собой внушительный узел, который бросила рядом с кроватью Хиблы со словами:
– Пожитки твои собрали. Через час машина в город пойдет за продуктами, с ней и уедешь, поняла? Чтоб духу твоего здесь больше не было!
Хибла не стала спорить, лишь устало прикрыла глаза и ждала, когда та уйдет. Спрашивать что-либо не было смысла – все равно не ответит. Но можно было попытаться кое-что разузнать самой.
Как только тяжелые шаги стихли за пределами комнаты, она попыталась подняться. Голова кружилась, а тело слушалось плохо, но Хибле не терпелось дойти до седьмой палаты, найти Лилю и спросить у нее, что произошло. Она побрела по коридору, держась за стены и на ходу соображая, на каком этаже и в каком крыле здания сейчас находится. Выяснилось, что этаж тот самый, где ее схватили. Наверное, занесли в ближайшую свободную палату. Значит, нужно спуститься на два этажа ниже. И желательно не попасться на глаза Жанне или Лобачеву, которым, скорее всего, не понравится, что Хибла рыщет по зданию санатория.
Из дальнего конца коридора за спиной послышался тяжелый топот нескольких ног, и Хибла в ужасе сползла по стене, присев на корточки – решила, что врачи или санитары заметили ее и погнались следом, но в следующий миг поняла, что это не так. Два санитара действительно приближались к ней быстрым шагом, но совсем на нее не смотрели. Каждый толкал перед собой металлическую каталку, на каких по санаторию перевозили все подряд – еду для лежачих больных, постельное белье, средства для уборки. На этот раз на каталках лежало что-то непонятное, и, когда санитары промчались мимо, Хибла вздрогнула от ужаса – на первой каталке она заметила голые мужские ступни, выглядывающие из-под белой простыни, а на второй – детскую руку, свесившуюся вниз. «Лиля! – вспыхнула в голове страшная догадка. – Так вот почему нервничал Лобачев!» – поняла Хибла. Она хотела было броситься вдогонку, но вдруг чья-то грубая сильная рука схватила ее за воротник халата, рывком приподняла и потянула куда-то. Хибле только и оставалось торопливо перебирать ногами по скользкому полу. Обернувшись, насколько это было возможно – мешала чужая рука, вцепившаяся в шею, – Хибла увидела массивную спину и рыжие кудри Жанны. Санитарка втолкнула ее в те же двери, откуда Хибла только что вышла, и выдала тираду:
– Запру тебя, чтоб не шлялась! Через час выведу и сама в машину посажу. И чтоб больше… И так натворила делов, а нам теперь расхлебывать! И мне из-за тебя влетит еще! Связалась с дурой!
– Почему Лиля умерла? – в отчаянии воскликнула Хибла, не надеясь услышать ответ, но Жанна ответила:
– Из-за тебя! Нечего лезть было, куда не следовало! Еще и приезжий этот концы отдал! Жди теперь проверку из Москвы! Это ты все испортила! Зачем свой нос сунула?!
– Да что ты врешь?! Я ведь ничего не сделала! – выкрикнула Хибла, дрожа от негодования. Да как эта Жанна смеет обвинять ее? Ведь это Лобачев!
– Ты помешала, и все не успели из лаборатории уйти вовремя, – прошипела Жанна, снизив тон, и опасливо оглянулась, словно боясь, что услышит кто-то еще. – Лобачев сказал, какое-то поле было нарушено… Из-за тебя, в общем! – и яростно захлопнула дверь. Стекла не вылетели лишь чудом. В замочной скважине заскрежетало, и Хибла поняла, что ее заперли. А еще она поняла, что на нее решили свалить какой-то неудачный эксперимент, закончившийся двумя трагическими смертями. Именно поэтому ее хотят срочно вывезти из санатория, чтоб не наболтала лишнего, когда прилетит проверка из Москвы.
Всю дорогу до родного села Хибла тряслась в грузовом отсеке автомобиля, захлебываясь в рыданиях, душивших из-за жалости
Родители были удивлены ее неожиданным приездом и встревожены расстроенным видом, засыпали вопросами. Пришлось соврать что-то. Судя по их лицам, они ей вряд ли поверили, но отстали. Жизнь потекла, как и раньше – домашние хлопоты навалились на нее, и времени на горестные думы не осталось. Хибла вспоминала о происшествии в санатории лишь поздно вечером, уже засыпая, и с каждым разом ей все больше казалось, что ее обманули, и в случившейся трагедии нет ее вины. Подозрение, что доктор Лобачев скрыл от нее что-то нехорошее, незаконное, усиливалось день ото дня. Однажды Хибла все же решила пойти в милицию. «Меня могут упечь в психушку, – вспомнила она угрозу главного врача. – Но в санатории ведь остались еще дети! Что он там делает с ними? Может быть, тоже отводит в процедурную номер один и оставляет наедине с очередным важным гостем? Там творится что-то противозаконное и очень плохое. Дети страдают, и я должна сообщить!» – решилась она.
В милиции ее внимательно выслушали и ответили, что не могут устроить проверку, так как санаторий «Седьмое небо» давно закрыли, и там никого нет, даже сторожа. «Как давно?» – спросила потрясенная Хибла, хотя в тот же миг поняла, что этого следовало ожидать, ведь не зря и Жанна говорила о проверке из Москвы. Ответ поверг Хиблу в шок – ей сказали, что санаторий не работает уже больше года! Она пыталась доказать, что всего пару месяцев назад оттуда вернулась, и там было полно больных детей. Хибла тараторила без умолку, красноречиво размахивая руками, и вдруг заметила, что на нее косо смотрят и перешептываются. «Того и гляди, вызовут скорую из психушки!» – решила она и ушла ни с чем.
Но мысли о бедных детях из «Седьмого неба» не давали покоя, и Хибла собиралась сходить как-нибудь пешком к санаторию – пусть даже на это уйдет целый день! – и проверить, в самом ли деле он пустует, или это очередной обман, и тогда… Тогда она поедет в город, найдет там отделение милиции и потребует, чтобы ее отвели к самому главному начальнику.
Однако смелым намерениям Хиблы не суждено было воплотиться в жизнь – однажды маленькое абхазское село встряхнуло от мощного грохота, прогремевшего где-то в горах. Раскатистое эхо еще металось в воздухе, когда все жители высыпали из хижин, потирая ладонями испуганные сонные лица, а потом, после того, как стих последний отголосок, еще с час стояли и встревоженно переговаривались, выдвигая предположения того, откуда взялся гром – одно невероятнее другого. И, так как ни одно из них не выглядело убедительным, несколько мужчин, оседлав осликов, отправились на разведку.
Оказалось, что это обрушился горный склон вдоль единственной дороги, ведущей к санаторию. Дорогу завалило так, будто на ее месте выросла еще одна гора. «Такой завал вряд ли скоро разберут», – говорили вернувшиеся назад мужчины. Они были правы – дорогу расчищать не спешили. Теперь Хибла не могла попасть в санаторий, но это было уже и не нужно. Ведь если не разбирают завал на дороге, значит, в «Седьмом небе» и правда никого нет.
Лишь спустя много лет Хибла смогла убедиться в этом воочию – уже после исчезновения Энвера. Она и Мшвагу жили поисками сына и каждый день исследовали все новые и новые места в горах, забираясь все дальше, к самой границе, где сверкала на солнце полосатым боком знаменитая Белалакая. И вот однажды во время очередных скитаний по горной местности перед ними неожиданно открылась чудная картина – вдали, на склоне одной из гор, показалось белокаменное здание, окруженное парком, в котором Хибла узнала знакомые достопримечательности санатория «Седьмое небо». Присмотревшись, она разглядела бетонные дорожки, заметенные пожелтевшей листвой, и статуи, потемневшие от сырости – за порядком там явно давно не следили. Огромные темные окна с арочными сводами выглядели мутными и безжизненными, на стенах темнели пятна плесени, штукатурка местами отслоилась и висела, как лоскуты содранной кожи. И хотя в душе Хиблы саднила огромная незаживающая рана, появившаяся в день пропажи сына, ей вдруг в этот момент стало чуточку легче от того, что санаторий опустел и давно заброшен: значит, страшные дела, творившиеся в нем, больше не повторяются. «Может быть, этого злодея Лобачева вообще посадили в тюрьму вместе с Жанной, – подумала Хибла. – Хорошо, если б так».