Санаторий
Шрифт:
Мысли о дальнейшем, возможно, перспективном будущем одна за другой, словно волны, накатывались друг на друга. Но путь домой оказался не таким уж и длинным. Хотя, возможно, я просто привык к этому маршруту. Все ведь привыкают, да?…
Подъезд семейного общежития, наполненный привычным запахом – вымытыми бетонными ступенями – вновь встретил тепло и гостеприимно. Это здание представляет из себя старую двухэтажку с крупной трещиной, проходящей наискосок через оба этажа. Потрёпанный символ коммунистического прошлого, последний подарок партии умирающему колхозу в глубинке Саратовской области. Тумба времён Советского Союза уже лет двадцать стоит между этажами. Наша квартира находится на втором этаже, в южном крыле здания. Привычно ориентируясь в полумраке, я быстро поднялся по лестнице и открыл обитую коричневым войлоком скрипучую дверь.
– Я дома! – крикнул я, складывая снасти в шкафчик у двери и ожидая ответ.
Вкусный аромат блинов прибавил настроения к этому дню. Сегодня по плану – тренировка на пять часов вечера. Отец обычно встаёт рано, но сегодня выходной, и я переплюнул его в этом деле.
Видимо, папа сейчас в комнате, а мать не сразу услышала меня из-за громкого шума телевизора и шкворчания масла на сковороде.
– Как улов? – услышав мой топот, спросила мама. – Садись есть.
– Не клевало сегодня, – недовольно буркнул я и забросил жирный толстый блин в рот, не забыв обмакнуть его в густую лужицу сметаны на блюдце. О том, что я даже не забросил удочку, решил почему-то промолчать, да и незачем.
В это время мама уже наливала ароматный чай с чебрецом. Привлечённый шумом, на кухню зашёл батя, одетый в шорты и майку.
– А ты сегодня не на работу? – невпопад спросил я, отвлёкшись от трапезы.
Почесав седую щетину и усевшись на любимый стул он ответил:
– Сегодня выходной, – и широко улыбнулся, показывая жёлтые, с дырками, зубы, – ща пивка бахнем! Ха-ха! – стал дразнить маму и ехидно подмигнул мне.
– Какое пиво? – строго насупившись, возразила мама. – Ты говорил, что сегодня разберёшь балкон!
– Разберём, Люд, не переживай, – снова улыбнулся папа. – Правда, Дим?
Батя выразительно посмотрел мне в глаза. Я глянул на маму, мама – на папу. Не выдержав, всё же согласился.
Работа на балконе заняла всю половину дня. Древний хлам, сваленный на балконе, переместился в ближайшие комнаты. Санки, ролики, старые игрушки, новогодний стол и другое барахло пришлось помыть и переставить по-новому. Остальной мусор, признанный комиссией взрослых уже непригодным, отправился на ближайшую свалку.
Незаметно время приблизилось к тренировке. Взглянув на старые часы, которые так давно висят в небольшом коридоре, натянул чистые шорты, и, подхватив сумку с формой, пулей выскочил в подъезд.
Часть 2.
Запах мокрого бетона не выветрился даже за то время, что я находился в квартире, ништяк! Вдохнув полной грудью, помчался дальше.
Пустая асфальтированная улица со старыми ямами и выбоинами. Даже эти кочки кажутся такими родными! По левой стороне дороги за зарослями дикого кустарника наш старый спортзал.
Потрепанные временем кирпичные стены под старой деревянной крышей, глупые граффити на уцелевших островках штукатурки, в виде непотребных картинок и матерных надписей, нарисованные давно выпустившимися старшеклассниками. Повернувшись в противоположную сторону, увидим ряд домов. Три дома подряд тоже брошены хозяевами, а ведь когда-то из окон лился теплый свет, доносился смех детей и ругань взрослых. Взрослые постарели и умерли, а дети, как и большая часть населения деревни, выросли и уехали. Странная штука – это время, согласитесь.
Когда то могучий, советский колхоз медленно вымирал. Молодые парни и девушки, получив школьный аттестат, искали счастья в городе и редко кто возвращался обратно. К моему счастью, к нам в село приехал тренер по боксу. Устроился в школу физруком, по вечерам ведёт тренировки. Есть свой дом. Как донесли сплетни – этот дом у него от родителей. Уже пошли слухи, что он хочет жениться на местной девчонке. Красивая, зараза! А сись… то есть грудь… ух!
Оттолкнув глупые шаловливые мысли, ускорил темп и рысью побежал по середине дороги. В этом месте машины ездят катастрофически редко, впрочем, мне это только на руку. Воткнул наушники, включил музыку. Ритмичный темп рок-оперы наполнил душу, заставляя ноги бежать быстрее.
Сегодня я добрался до перекрёстка первым. Здесь мы встречаемся с пацанами и идём на тренировку уже вместе. Саня выходит справа от меня, Серёга наоборот, а дальше идём втроём по прямой упираясь в здание школы.
Тренируемся мы уже около трёх лет. Несколько раз гоняли всей командой из двенадцати человек на соревнования. И в город ездили, и между сёлами устраивали. Саня в прошлом году даже взял третье место среди юниоров в лёгком весе. В общем, драться мы умеем и даже любим. И из-за этого нередко попадаем к директору.
– Здарова! – в своём стиле крикнул Серый, выскочил из-за поворота и замахал рукой.
Добежав, он отдышался пару секунд и протянул мне руку. Специально крепко сжав мою кисть, он ехидно улыбнулся.
– Заебёшь, Серёг, – возразил я и сжал его руку раза в два сильнее.
– А вон и Санек!
Взгляд Серёги устремился мне за плечо и пальцы ослабили хватку.
– Ну что, идём? Или так и будем тут стоять? – укоризненно спросил Саня и показал нам часы.
***
Всю дорогу проболтали о всяких глупостях. То о девках из десятого, то о ближайших соревнованиях. На входе поздоровавшись с охранником дядей Гришей, пошли по привычно пустому коридору. До трёх часов дня здесь бурлит жизнь. На облупленных подоконниках сидят ученики, тарахтят девчонки, обсуждая последние сплетни, с визгами носятся первоклашки. Но заканчиваются уроки – и коридоры наполняет непривычная, почти осязаемая, тишина.
Пройдя деревянную потрёпанную временем дверь, обернулись на дробный топот ног за спиной.
– Приветствую, бродяги.
От писклявого голоса по спине побежали мурашки и я рефлекторно дёрнулся от отвращения. Знакомьтесь, это Игорь. Наш одноклассник, и просто человек-мудак. Готов сделать любую подлость ради своей выгоды, и в любой момент уличной драки крикнет «Не бейте, лучше обоссыте». Именно этот урод заложил в прошлом году Серёгу перед родителями, рассказав, что он курит. Дядя Валера тракторист, у него рука – ох, какая тяжёлая…