Санаторий
Шрифт:
– Может, не поедешь? Учёба… – затянула свою песню мама, поднося блюдце со сметаной.
– Мам! – кротко ответил я и обмакнул блин в густую массу.
– Вот пусть только будут проблемы с учёбой! – тихо пригрозила мама, и выходя из кухни, добавила: – Уж я тебе устрою!
Мама как всегда, блин! Всё я успею, и не забуду за двадцать один день. Неужто это так сложно понять? Или я совсем лопух местный? Глубоко вздохнув, откусил блин и продолжил завтрак.
***
День пролетел в диком калейдоскопе сборов.
Помимо этого мама собрала ещё один пакет – с едой в поезд. Стандартный набор: варёные яйца и картошка, соль в спичечном коробке, аккуратно нарезанное послойное сало, хлеб и булочки к чаю.
Батя приехал с работы часов в семь вечера, как обычно. Поужинав, он улёгся на старенький диван и переключил канал на “Вести”.
– Открытый недавно санаторий “Луч” на побережье Чёрного Моря в Анапе всё больше радует отдыхающих, – заявил корреспондент и в кадр вошёл парень лет шестнадцати.
– Как тебе здесь? – спросил репортёр и поднёс микрофон к губам парнишки.
– Очень здорово! – грубым голосом заявил он – Погода хорошая, вожатые классные, тут весело.
“Да… мне б одну вожатую” – пронеслась шаловливая мысль, когда на заднем фоне промелькнула фигура молодой темноволосой девушки с бейджиком на разноцветной ленте. Бесформенная футболка безуспешно пыталась прикрыть обтягивающие шорты на аппетитных бёдрах. Наклонившись за упавшим воланчиком, девушка многократно увеличила эффективность рекламного ролика.
– Димон, – вырвал батин голос из молодого ступора – Это же твой санаторий? Сюда едешь?
– Ну да, – я растерянно пожал плечами. Перед глазами ещё стояло видение джинсовой ткани, прикрывающей нежную загорелую кожу.
– Вот видишь, Люд, какой санаторий! Известный на всю страну, по новостям показывают, а ты… – батя неопределённо махнул рукой в сторону кухни и поманил меня пальцем:
– Крупные купюры спрячь, – сунув мне стопку тысячных бумажек, отец покосился на приоткрытую дверь, – в разных местах, чтобы все сразу не вытащили. Мамке за деньги – ни слова.
– Могила, – заговорщицки подмигнув, я благодарно затолкал деньги в карман и прикрыл футболкой, – спасибо, пап…
– Отдохни там… и за меня тоже, – в отцовских глазах промелькнула лёгкая тень грусти, – у меня не получилось пацаном съездить, тебе за двоих отдуваться…
Взъерошив мне волосы сухой шершавой ладонью с тяжёлыми, будто деревянными
***
Непривычно оживлённая ночная платформа. Кроме нашей компании ещё несколько групп виднеется в тусклом свете одинокого фонаря. Наши семьи, сгрудившись под фонарём в круге света, с волнением ожидают подходящий поезд. Запах жареной курицы, приготовленной мамой Серёги, плавно распространялся по округе. От аромата заурчал живот. Зря не послушал батю и не поел перед дорогой, ведь он херни не посоветует! Наши родители сидят на старенькой лавочке, а мы, оставив у их ног сумки, отошли на десяток метров.
– Готовы? – заговорил я. – Почти на месяц сваливаем!
– Да-а-а… – протянул Санёк и глянул на часы, – семь минут до поезда.
– Самый огромный минус всей этой поездки, – зевнув, сказал Серый, – так это то, что тарахтеть на поезде больше суток.
– Ладно тебе, не за твой же счёт!
– А вот на самолёте всё же было бы быстрее…
Каждый из нас замер, услышав далёкий гул. Сердце замерло. Мы посмотрели на родителей, они на нас. Луч прожектора прорезал мглу на несколько километров и осветил самые тёмные уголки полустанка. Даже старый почтовый ящик с потрескавшейся синей краской стал каким-то новым при этом освещении. Кажется, что в такие моменты ящичек радуется. Он благодарен этим ночным остановкам на одинокой платформе под Саратовом, ведь только тогда на него обращают внимание прохожие.
Гул приближался и усиливался. Подхватив сумки, мы уже стремительным шагом шли на предполагаемое Серёгиным батей место седьмого вагона. Вагоны, один за другим, плавно тормозя проплывали мимо нашей компании. Я лишь успевал разглядеть табличку с номером за мутным от пыли стеклом. Досчитав до заветного седьмого, устремился впереди всех за ним. Парни, подхватив сумки, рванули следом. Зазвенела посуда в сумке, что-то там перевернулось.
– Вот он, седьмой… – выдохнул я, ставя сумки на потрескавшуюся плитку перрона. Родители подошли в некоторой суматохе, но увидав мужиков, выходящих покурить из своих вагонов, успокоились.
– Ну, пора, – сказал отец и крепко обнял меня и маму, а позже подхватил одну из сумок и резво заскочил в вагон.
И я обнял маму, которая шепнула мне на ухо:
– Будь осторожен....
В её голосе чувствовалась неизменная материнская тоска, уже проявившаяся, хоть я и не успел уехать. Её глаза переменились, стали по-особенному добрыми и ещё более родными.
– Хорошо, мам.
Парни сделали то же самое, и, подхватив сумки, поднялись за мной. Батя уже отнёс сумку в тамбур и остановился у двери, пропуская входящих пассажиров. Сонная проводница бегло посмотрела билеты и хмуро вздохнула: