Санаторно-курортный маньяк
Шрифт:
Она топала по тропинке к свиноферме. Огни светились все ярче. Запах становился все отчетливее. Красавица зажала нос руками. По ее нежным ножкам хлестала высокая трава.
– Ну гад, – прошипела блондиночка, – ты у меня еще попляшешь. Все налоговой инспекции расскажу, все! И как ты с консультантами по минимизации налогов встречался, и как зарплаты подчиненным в конвертиках платил, и как бартер проворачивал. Все выложу, возьмут тебя за задницу, заплатишь все налоги до копеечки. Я-то вернусь в свою коммуналку, но и ты останешься без гроша,
Она продолжала движение, ступая по тропинке ногами, одетыми в пятисотдолларовые босоножки, купленные ей накануне Марксом. Такой обуви у красотки был целый шкаф.
– Надо было заставить его купить мне квартиру, – запоздало поняла фифочка, – но я-то надеялась, что этот идиот женится на мне и я все его добро к рукам приберу. Странно вообще-то, что он взбунтовался, раньше во всем мне потакал. А тут встретил этих придурков университетских – и сразу меня по боку, на свиноферму, в тираж. Но ты попляшешь еще, ох и запоешь!
Девушка в деталях представила, как Маркс шьет рукавицы в колонии где-нибудь за Полярным кругом, и у нее сразу стало легче и веселее на душе.
Максим сопротивлялся до последнего. Он кусался, махал кулаками и вырывался, но бандиты все равно запихнули его в его же «копейку» и закрыли двери. На соседнее кресло преступники закинули труп. Труп лежал как живой, просто задремавший человек, и от этого становилось особенно жутко. Игореша подошел к «копейке» и сильно ударил монтировкой по дверям слева и справа. Потом он подергал, но замки не открылись.
– Все, заклинило – весело сказал бандит, блеснув золотым зубом, – теперь точно не выплывет.
Привязанные к дереву Нелли и Алина отчаянно завыли.
– Помогите кто-нибудь, спасите! – истошно кричала Околелова.
– Хэлп! Энибоди, хэ-э-элп!!! – орала Пузько по-английски.
Игореша гнусно захихикал.
– Кричите, кричите, – сказал он, – так вы выглядите еще соблазнительнее. Сейчас мы утопим вашего коллегу и вплотную займемся вами, красавицы.
Они принялись подталкивать «копейку» к болоту. Алина и Нелли, накрепко привязанные к стволу большой сосны, продолжали отчаянно кричать и плакать. Передние колеса «копейки», внутри которой метался Энгельс, утонули в бурой, пахнущей сероводородом жиже.
– Чтоб вас гадюка укусила! Пусть вас малярийные комары сожрут! – надрывалась лаборантка. – Выпустите Максима!
– Не губите живую душу! Он вам ничего не сделал! – вторила ей Пузько.
«Жигуленок» продвигался вперед медленно и тяжело, но погружался при этом довольно быстро – вода доходила ему уже до окон. Преступники – крепкие, здоровые, но с маленькими головками и злобными пустыми глазками – продолжали толкать автомобиль вперед.
Бульк!
«Копейка» накренилась, клюнула носом и скрылась под водой.
– Не-е-е-ет! Максим! Максим! – заорали девушки, рыдая и пытаясь вырваться из пут, которые врезались им в кожу.
Бандиты, ухмыляясь, подошли к Нелли и Алине, с удовольствием таращась на их голые тела.
– Ну что, красавицы, – плотоядно хихикнул Игореша, – вот и подошла ваша очередь. С кого начнем?
И он больно ущипнул Околелову за пышное бедро.
Все обитатели санатория собрались в баре. Заведение было переполнено – во всем здании, казалось, никто не спал. Директор с трудом нашел для себя и Светы два места в центре зала.
– Слыхали? Призрак атакует всех без разбора – и мужчин, и женщин, – говорили справа.
– Это замороженная мумия времен Тутанхамона, – сказала девушка, сидевшая за столиком слева. – Конечно, ей пули не страшны. Говорят, тот отважный парень, который вступил с ней в схватку, попал в него, а маньяку хоть бы хны.
Отважный парень Околелов пил коньяк, сидя на самом лучшем месте у стойки бара. За вечер он успел уже дать пять интервью и три комментария.
– В любом случае, не зря ехали, – произнес телевизионщик за спиной у Сергея Витальевича, – даже если Кулибина завтра ничего не продемонстрирует, мы уедем не с пустыми руками.
– Говорила мне мама: не ешь замороженные американские окорочка, от них становятся мутантами, – произнесла одна из посетительниц бара. – Впрочем, если маньяк хорошо переносит пониженные температуры, я могу переговорить с руководством, чтобы его включили в состав съемочной группы, работающей за Полярным кругом.
То тут то там в баре мелькали включенные камеры, диктофоны и открытые ноутбуки. Журналистская братия закусила удила. Директор пришел в ужас.
– Батюшки, – прошептал он, – завтра хоть телевизор не включай и газеты не читай!
– Значит, – сказала секретарша, снявшая пеньюарчик и надевшая взамен скромный свитер и джинсы, – мы должны поймать его сегодня.
– Я ловлю его уже два года!
– Но мы уже близки к разгадке.
– Ты оптимистка.
– Да. Но если мы его не обнаружим в ближайшее время, все эти сюжеты выйдут в эфир и «Весенний ежик» неизбежно обанкротится. И еще вопрос, сможешь ли ты после всей этой истории устроиться на работу директором еще куда-нибудь. Разве что на овощебазу. Или мойщиком автомобилей.
Директор скрипнул зубами.
– Пойдем, – сказала Булкина и отставила в сторону недоеденные макароны. – А то сейчас тебя заметит Околелов, расскажет журналистам, что ты – директор, и будешь давать интервью до утра. Объяснять, как санаторий дошел до жизни такой.
Сергей Витальевич отпихнул от себя тарелку с отбивной.
– Ты права. Пойдем.
Они выскользнули из бара. Никто не обратил ни на директора, ни на Свету никакого внимания.
Игореша, уже протянувший к Нелли и Алине, которые заливались из-за Максима горькими слезами, свои грязные лапы, вздрогнул и посмотрел в чащу леса. Между деревьями мелькнул свет фар.