Санаторно-курортный маньяк
Шрифт:
– Очень хорошо! Вы-то мне и нужны, – воскликнула фифочка, от нетерпения выбивая дробь высокими каблуками. – У этого человека есть «Хаммер», он похитил ученых, которые везли на конференцию какое-то секретное оборудование. У бедных научных работников начался стокгольмский синдром, они убеждены, что преступник – их друг!
– Такое часто случается в случае захвата заложников, – серьезно кивнула Ева.
– Я думаю, что он планирует убить ученых и забрать это новейшее оборудование себе, – продолжала Ксения. – К слову, захватчик вооружен и очень, очень опасен. Поэтому в случае захвата надо стрелять на поражение.
– Вы можете показать место, где видели ученых в последний раз? – спросил Рязанцев, распахивая перед Ксенией дверцу «десятки».
– Да, – кивнула Ксения.
– Поехали, – коротко скомандовал полковник. – Олег, прочесывание леса отменяется, – сказал Владимир Евгеньевич в трубку, управляя автомобилем одной рукой, – пришлите мне группу захвата. Кажется, мы с Евой вышли на след всех троих. Только бы обнаружить их живыми!
Рязанцев переложил пистолет из кобуры в карман. Ева достала из багажника автомат и две гранаты. Ксения улыбнулась. Смерть Маркса была бы ей не только приятна, но и чрезвычайно выгодна – она знала, где он хранит свои деньги и ценные бумаги. Кроме того, Володя был сиротой, выросшим в детском приюте, и на его недвижимость и автомобили претендовать было абсолютно некому. Кроме, конечно, самой Ксении.
В машине было тепло, уютно и надежно, как в танке. Алина поджала ноги и стала смотреть вперед, на болото. На Маркса она смотреть стеснялась – мало ли, как он интерпретирует ее взгляд? Прямо перед глазами Пузько лежали кружевные перчатки, оставленные, по всей видимости, блондиночкой.
– Ну, поехали, – сказал Володя и завел машину.
Автомобиль завибрировал и подался назад. Трос натянулся.
– Твоя подруга очень красивая, – сказала Алина.
– Это которая? – наморщил лоб Маркс, а потом сообразил, что Пузько могла видеть только одну из его подруг, и улыбнулся. – А-а-а, эта? Ее зовут Ксения. Она совсем забыла, кто в доме хозяин, зарвалась, перестала меня ценить и попыталась вытирать о меня ноги. Теперь топает к свиноферме. И поделом!
– А она… кто? – спросила Алина.
– Была никто, – вздохнул Маркс, – а потом стала мелким тираном и начала любить не меня, а оперу.
– Ужас.
– Ага. А что там твой горячо любимый муж-сантехник?
Трос натянулся. Внедорожник пятился назад. Болото бурлило. Нелли проснулась, села на земле и проверила пульс у дремавшего Энгельса.
– Прекрасный был человек, мой экс-супруг, – вздохнула девушка, – но увы, увы…
– Он что, умер? – испугался Володя.
– Нет. К счастью, он здравствует.
– Значит, поссорились. И никто не хочет мириться первым?
– Никто.
– Заподозрил тебя в неверности и ушел, хотя ты вовсе ни при чем?
– Не угадал.
– Ну, значит, в пылу ссоры ты сказала ему что-то жутко обидное, он замкнулся и не идет на контакт.
– Опять не то.
– Его мама сказала ему, что ты ему не подходишь.
Услышав словосочетание «его мама», Пузько скрипнула зубами и закашлялась.
– Ага! – ликующе воскликнул Маркс. – Все дело было в свекрови!
– Точно, – сказала девушка и заплакала.
– Ну что ты, что ты, – пробормотал Володя, дружески потрепав Алину за худенькие плечи одной рукой, – не все свекрови такие ужасные. У меня, например, вообще никого нет, я сирота.
– О ужас, бедненький, – прошептала Пузько, поворачиваясь к Марксу и обнимая его за толстую бычью шею, – сирота, без мамы, без папы, как же так? Как же ты жил?
– В детском приюте, в Находке, – вздохнул Володя, – дрался каждый день.
– Но ты хоть знаешь, кто они и что случилось с твоими родными? – спросила Алина, дыша все тяжелее и все крепче обнимая Маркса за шею.
В этот момент девушка бросила взгляд на болото и удивленно вскрикнула. Из жижи вылезало что-то огромное, черное и совсем не круглое.
– Ой, что это? – воскликнула она, с трудом отрываясь от Володи. Тот убрал руку, уже успевшую соскользнуть Алине на грудь, и посмотрел в лобовое стекло.
– Ну как же! – ответил Маркс с довольным видом. – Это и есть ваш бесценный агрегат.
– Какой-то он слишком большой, – пробормотала Алина неуверенно, – наш был поменьше, примерно с самовар. А этот больше, чем «копейка» Макса!
– Это на него грязь налипла, – успокоил ее Володя. – Сейчас оттащим подальше от болота, отмоем, и он опять уменьшится.
Внедорожник сделал еще два рывка и остановился. На полянке у болота высилась черная бесформенная гора. Впереди из нее что-то торчало. Вокруг объекта с удивленным видом бродила Околелова.
– Братцы, что это? – шепотом спросил Энгельс, протирая глаза.
– Может, наш агрегат так распух в воде? – предположила Нелли, обходя объект размером с небольшую избушку кругом.
– И изменил форму, – сказал Энгельс, допрыгав до грязной мокрой горы на одной ножке.
Хлопнули дверцы. Из «Хаммера» вышли Маркс и Алина, украдкой надевшая лежавшую на капоте футболку. Володя достал из багажника баклажку с водой и полил на край объекта. Блеснул металл. Нелли, Алина и Энгельс подались вперед.
– Это, наверное, клад, – прошептала Околелова.
– Такой большой? – засомневался Энгельс, поправляя трусы.
Володя продолжал поливать бок объекта, смывая с него грязь.
– Это трактор, – сказала Алина. – Советский трактор, утопленный трактористами во времена социализма.
В этот момент на боку объекта появились буквы.
– Это танк! Точно! – воскликнула Околелова. – Его потеряли во время учений. Случайно. Вы же читаете газеты, знаете, какие бывают случаи в нашей армии.
– А гусеницы где у него? – засмеялся Энгельс.
Все подошли еще ближе.
– Это не танк. Это самолет, – спокойно сказал Володя. – Кусок фюзеляжа старого немецкого самолета времен Второй мировой войны, а может, даже и Первой.