Санек
Шрифт:
— Тихо. Мне не надо костюмы, как у всех. Дайте лист бумаги и карандаш. Я нарисую, вы пошьете, все.
Странно, но подействовало, будто на первогодка перед сержантом. Старик наконец-то замолчал, притащил письменные принадлежности и заговорил, только когда я закончил рисовать привычный для меня костюм-тройку, только с чуть укороченным пиджаком и с сильно зауженными, по сравнению со здешними, брюками.
— Молодой человек-таки понимает в моде. Но смею вас заверить: сейчас такое не носят. У меня есть все свежие журналы с одеждой как из Европы, так и из-за океана.
— Не носят и хорошо, я буду
В итоге я заказал два костюма, плащ и куртку, а еще пять рубашек, майки и даже шляпу по типу ковбойской, только не с такими огромными полями, как у них принято. Шляпу изготовит другой мастер, но портной клялся, что все будет вовремя и наилучшего качества. Портной порекомендовал и толкового сапожника, который работал буквально через два дома. Там тоже пришлось рисовать и спорить, чтобы получить устраивающие меня туфли и ботинки. С трудом справился и для себя понял: еврейская мафия в нашей стране бессмертна. Собственно, это все, что я смог сделать. Просто выделенные Абрамом Лазаревичем деньги внезапно кончились, вот и пришлось возвращаться домой. Хорошо хоть, хватило на покупку свежего, еще горячего хлеба и сметаны. Хлеб купил только из-за запаха свежей выпечки, просто устоять не смог, а сметану — потому что хочу приготовить в ней карасей. Конечно, литра для этого даже много, но, думаю, не пропадет.
Дома в кои то веки никого не было, и я смог со спокойной совестью, наскоро перекусив, заняться рыбой. Готовить я решил сразу всех карасей, чувствую, по-любому пригодятся, вряд ли Абрам Лазаревич надолго оставит меня без внимания.
Не прогадал. Только поставил обжаренных до полуготовности карасей тушиться в сметане, как подъехала уже знакомая мне машина. Когда из нее начала вылезать вся вчерашняя компания, мне на секунду показалось, что мы и не расставались.
Абрам Лазаревич, просочившись во двор, поводил носом и спросил:
— А чем это так вкусно пахнет?
— Это мы через полчасика будем карасей в сметане есть. Как знал, что вы толпой приедете, хватит на всех.
— Очень хорошо, давно ничего такого не ел, — ответил Абрам Лазаревич. — Раз у нас есть время до ужина, давайте я вам, Саша, расскажу о наших дальнейших действиях.
Он неспешно достал носовой платок, вытер пот на шее и, глубоко вдохнув, начал говорить.
— Мы с Яшей уезжаем уже завтра, обстоятельства складываются так, что тянуть с отъездом больше нельзя. Во время моего отсутствия с документами и сборами в дорогу тебе поможет мой брат Лев Лазаревич, а друг Яши Сергей, — тут он кивнул на здоровенного сержанта, — проводит тебя до французского Бреста, откуда на корабле ты отправишься в Америку. Через океан поплывешь один там мы тебя встретим.
Ну так-то все логично, не нравится мне одно — сопровождение. С этим здоровяком я буду сиять, как лампочка в ночи, сразу ведь видно, что он служивый, а значит и к его опекаемому, то бишь ко мне, будет ненужное внимание. В качестве сопровождающего подошел бы какой-нибудь старик. Типа он отправляет внука к родственникам. Можно было бы и самому добраться, но тут есть сложности из-за возраста, которых хотелось бы избежать.
Все это после недолгих раздумий я и высказал Абраму Лазаревичу, который, внимательно меня выслушав,
— Еще один момент, — сказал я. — В Нью-Йорке, куда прибывает пароход из Бреста, встречать меня не надо. Достаточно адреса, где вас найти, я сам выйду на связь. И я появлюсь не сразу, а через пару недель. Сначала присмотрюсь, что там и как, ассимилируюсь слегка, тогда и встретимся. Наверняка вы там будете под присмотром, вот и не нужно меня показывать вашим оппонентам, так будет лучше. Чем меньше я привлеку внимание, тем проще будет работать. И не переживайте, не пропаду и смогу сам о себе позаботиться.
В итоге в Брест я поеду вместе с незнакомым мне пока Алексеем Петровичем. Вместо двухсот долларов на карманные расходы мне выдадут две тысячи. Абрам Лазаревич на удивление спокойно отнесся даже к тому, что я не меньше двух недель буду жить в Штатах один, без пригляда. Странная какая-то покладистость, но я даже думать над этим не стал, добился своего, и ладно.
Надолго гости задерживаться не стали, поели по-быстрому, похвалили повара, Лев Лазаревич пообещал завтра меня навестить, и они умотали по своим делам, а я задумался.
Две тысячи долларов, наверное, хорошие по нынешним временам деньги, но, как по мне, это ни о чем. Поэтому хорошо бы придумать, где мне в Америке по-быстрому добывать уже нормальные средства. Не собираюсь я там ни в чем в себе отказывать. В голову ничего толкового, кроме ограбления, не пришло. Поэтому, не сильно заморачиваясь этическими нормами, я решил готовиться именно к такому развитию событий. Собственно, для этого и надо-то просто изготовить к моему револьверу нормальный глушитель. Лучше, конечно, найти новый ствол, посвежее, но если не получится, то и этим обойдусь.
Интерлюдия
— Лис, ты хоть понимаешь, о чем говоришь? Или, может, ты решил так поправить дела семьи?
— Коба, вот сейчас мне действительно обидно слышать от тебя такое. Прекрасно же меня знаешь, зачем так говоришь?
Собеседник Абрама Лазаревича не смутился и вообще, казалось, никак не отреагировал, только сверлил его злым взглядом.
Абрам Лазаревич тяжело вздохнул и, не отводя глаз от собеседника, чтобы показать, что он выдерживает его психологическое давление, собрался с силами и продолжил говорить.
— Да пойми же ты наконец, предложенная парнем схема, которую он придумал буквально на ходу, простая, но гениальная. Уже одно то, что деньги для покупки нужного оборудования будут зарабатывать для нас сами капиталисты, дорогого стоит. Да, я не исключаю, что люди, задействованные в этой афере, захотят погреть руки, но ведь мы будем за ними присматривать, да и абы кого привлекать не станем.
— Утомил ты меня, Лис, вместе со своим жадным пацаном. Ты можешь гарантировать успех? Нет, не можешь и все равно настаиваешь на своем, а ведь ты прекрасно знаешь, что время сейчас как никогда дорого. Пока идет Великая депрессия, мы должны покупать у них оборудование и строить свою экономику. Как только она закончится, все, нас продолжат давить, и мы уже ничего не сможем приобрести ни за какие деньги. Ты это понимаешь?