Санек
Шрифт:
Шутка, конечно, но не до конца.
Бумага мне понадобилась для эксперимента, который давно уже хотел провести, да все как-то не получалось. А вот сейчас, когда появилось время побездельничать, решил попробовать маленько поиграться со своей памятью, как тогда, во время похода с дедом за изумрудами. В этот раз попробую повспоминать с толком, вдруг удастся что-то из этих воспоминаний перенести на бумагу. Вернее, наверное, неправильно объясняю суть задуманного. Хочу попробовать, находясь в состоянии, когда вспоминается все, что только я когда-либо видел, зарисовать какую-нибудь деталь или переписать когда-то прочитанную книгу, да мало ли что из удастся извлечь из памяти. Интересно же, вдруг на халяву стану каким-нибудь писателем знаменитым или гениальным изобретателем.
Поиронизировал сам над собой маленько, а потом попытался поймать состояние, в которое
Увлекшись воспоминаниями, рассмотрел свой бывший мотоцикл во всех подробностях, а потом пошагово начал вспоминать ремонт двигателя и коробки передач. Собственно, не один раз его перебирал, как под руководством отца (это в первый раз), так и самостоятельно. Но длился этот просмотр такого своеобразного фильма из памяти недолго, как я подумал тогда.
Увидев в воспоминаниях отца, я вдруг почувствовал острый приступ непонятной тоски по потерянным из-за моей смерти родным и близким, которые остались в прошлом мире, да такой сильной тоски, что я поневоле вывалился из своего транса и откинулся на спинку стула, прикрыв глаза, из которых вдруг потекли слезы. Так я и сидел с закрытыми глазами неизвестно сколько времени, почему-то даже наслаждаясь этой тоской. Странно это все звучит и нелогично. Но мне было грустно от невосполнимой потери и в тоже время радостно от осознания, что я всегда буду помнить своих родных, как никто другой.
Купаясь в этом шторме эмоций, я даже не услышал, как в комнату кто-то вошел, и вздрогнул, когда ощутил прикосновение чужой руки к моей щеке и услышал приятный голосок, который на ужасном английском произнес:
— Вы плачете потому, что вам больно?
Открыв глаза, прямо перед носом я увидел вырез платья, в котором хорошо видна была шикарная грудь. Аж невольно сглотнул неясно откуда появившуюся слюну и сам не понял, как удержался, чтобы не полезть к этой прелести руками.
Перевел взгляд на лицо склонившейся надо мной горничной, которую звали Кэтрин, и ответил:
— Нет, соринка в глаз попала, — а через секунду невпопад добавил: — Вы красивая.
Девушка (или правильнее будет сказать, женщина) лет двадцати пяти, может, двадцати семи, зарделась и как-то шустро отстранилась. Потом улыбнулась мимолетно и спросила:
— Вам обед сюда принести или пройдете в столовую?
— Не надо сюда, ходячий же. Сейчас приведу себя в порядок и подойду, — ответил я, а сам подумал: нифига себе я повспоминал, а казалось, что недолго.
Наблюдая за шикарной кормой горничной, которая плавно шествовала к выходу из комнаты, я прислушался к состоянию своего организма и отметил, что в принципе чувствую себя нормально. Горничная, наверное, ощутила на себе мой взгляд, потому что возле двери как-то хитро изогнулась с полуповоротом и лукаво стрельнула в мою сторону глазками. Казалось бы, ничего такого не сделала, а я аж испариной покрылся. Умеют женщины разговаривать языком тела и играть на нервах мужчин, это непреложный факт. Когда за этой дамой закрылась дверь, я положил на стол карандаш, который до сих пор держал в руке, бросил взгляд на стол перед собой и надолго застыл, как каменный, не понимая, что вообще произошло. Ведь я точно помню, что, когда пытался нарисовать мотоцикл, получилась какая-то фигня. Сейчас же смотрел на лежащий передо мной лист и охреневал от этого рисунка, больше похожего на очень качественную черно-белую фотографию, настолько четко на ней были прорисованы даже мельчайшие детали. Главное, я даже не помню, как рисовал это, и не понимаю, как это возможно в принципе, ведь я никогда не отличался особым талантами в изобразительном искусстве, а тут, можно сказать, шедевр получился.
Только после довольно длинной паузы я рассмотрел другие листы бумаги, лежащие под этим рисунком, и сразу нашел свою первую попытку, которая наглядно отображала настоящий
Еще немного полюбовавшись хорошим рисунком, я пожалел, что нарисовал в этом непонятном состоянии только один такой шедевр. Зато убедился, что эта методика работает, и решил, что в будущем я непременно ей воспользуюсь. И не раз.
Обед в отличии от завтрака вышел скучным, может, еще и потому, что прислуживала мне не Кэтрин, а ее коллега, дама с очень строгим лицом и поведением воспитателя детского сада. После обеда я планировал вернуться к своим экспериментам, но не повезло. Домой вернулся Мишель, которому, несмотря на подбитый глаз, все равно пришлось посещать занятия, где он, судя по всему, надолго не задержался.
Когда я смотрел на его темные очки, скрывающие пол-лица, при помощи которых он пытался скрыть уже фиолетовый синяк, мне так и хотелось сесть и нарисовать что-нибудь приличное. Такое, чтобы это было не только функционально, но еще и красиво — это я про очки говорю. Я пока оставил эту идею, помня о своем таланте художника, вернее о его отсутствии, но отметку себе сделал. Вообще если порыться в моей голове, можно много чего полезного оттуда вытащить. Но это потом, сейчас Мишель начал жестами показывать, что нам надо куда-то идти. Плохой из него переговорщик и знаток языка глухонемых, потому что я так и не понял, что он, собственно, от меня хотел. Жестом остановил его попытки объясниться и направился искать Кэтрин, которая пусть и на ломаном английском, но способна объяснить, чего от меня хочет этот малолетка. Смешно, конечно, мне ведь сейчас четырнадцать, а ему восемнадцать, но тем не менее я воспринимаю его именно как малолетку.
Оказалось, что Мишеля очень заинтересовали мои костюмы, и он хотел заказать себе точно такие же, вот и просил меня сходить с ним к знакомому мастеру, который обшивает их семейство. Конечно, доктор велел мне быть дома, но чувствовал я себя неплохо, поэтому решил прогуляться. Тем более что пешком идти не придется, можно воспользоваться дежурной машиной. Оказывается, и такая у этой семьи есть, специально для срочных поездок детей и персонала, если, конечно, прислуге это потребуется для хозяйственных надобностей.
Добрались быстро, и после знакомства с этим самым мастером я понял, что, похоже, теряю хватку, а вместе с ней и деньги.
Глава 9
К портному с нами поехала Кэтрин. Арсений Захарович к этому моменту еще не вернулся, вот и решили, что в качестве переводчицы пока поработает горничная. Мастер оказался высушенным, похожим на обтянутый кожей скелет, пожилым живчиком, хитрым до безобразия. В первую очередь он покрутил меня, как юлу, вокруг своей оси. Потом ощупал и разве что на зуб не попробовал материал, из которого был пошит мой костюм, а следом заставил еще и раздеться, выдав мне халат, в котором я утонул. Изучив одежду (он даже карандашные наброски сделал), портной насел на меня с вопросами, где мне изготовили этот костюм, и кто автор идеи. Ответил все как есть: что пошили в Москве, а придумал, как это должно выглядеть, я. Он с недоверием на меня покосился и начал пытать, как я до этого додумался и есть ли у меня еще такие же необычные вещи. Пришлось ему еще и куртку показать, с которой он обошелся так же, как и с костюмом: рассмотрел со всех сторон, обмерил, обнюхал и даже спросил разрешения ее распороть, что-то там ему непонятно было.
Меня, честно сказать, возмутила такая наглость, я запретил ему портить мои вещи и хотел было начать одеваться, но этому мастер сразу же воспротивился. Ему, видите ли, для чего-то надо меня обмерять в обнаженном виде. Я здесь очень неуютно себя чувствовал, не знаю почему, но после всех этих обмеров, когда мы наконец покинули мастерскую, я выдохнул с облегчением. Наверное, поэтому я всеми силами не замечал тонких намеков мастера на то, что мы можем посотрудничать, если у меня появятся новые интересные модели одежды. Главное, про куртку и костюм, которые я якобы придумал, он как бы уточнить забыл. Неприятным мне показался этот человек, слишком уж он себе на уме. Но долго об этом не думал, другим голова была забита, в основном воспоминаниями о непонятных заинтересованных взглядах, которые на меня кидала Кэтрин, пока меня обмеряли. В очередной раз подумал, что женский вопрос надо как-то решать и побыстрее, а то скоро на любых дам начну кидаться, как бешеная собака.