Санктпетербургские кунсткамеры, или Семь светлых ночей 1726 года

Говоров Александр Алексеевич

Девиер рассматривал баночки с какими-то существами в перламутровом спирту. Услышав слова Шумахера, он сдвинул эти баночки на другой конец стола.

– Надо ли вас понимать иносказательно, господин библиотекариус, то есть и полиция не должна совать свой нос в дела науки?

– О-о!
– всполошился Шумахер.
– Не так, не так! Полиция и наука - о-о!

– Государыня опечалена вашими распрями с господином Нартовым, который хотя и токарь, но доверенное лицо при императорской фамилии.

– Вот, извольте взглянуть, экселенц!
– Шумахер проворно достал и развернул какой-то свиток.
– Списочек, который составил сей лейб-токарь... Государыня ему изволила поручить. Это все элевы, сиречь ученики будущей гимназии санктпетербургской.

Сняв очки, он прошелся по списку и нашел необходимое.

– Вот, пожалуйте... "Сын адмиралтейского плотника". Далее читаем, под номером четырнадцатым, - "сын дворцового кузнеца". Здесь еще хуже - "сын господского человека", а вот - "крестьянин князя Меншикова". Крестьянин!

– Вы забываете, господин Шумахер, - улыбнулся Девиер и полез за неизменной табакерочкой.
– Я, например, бывший юнга, сирота, беженец, а сами вы? А вдруг сын плотника или крестьянин окажется способнее, чем все российское дворянство?

– Вы шутите!
– вскричал Шумахер.
– А вот взгляните, экселенц, что он пишет в проекте устава? "Учеников школы той отнюдь чтоб не драли и за уши не таскали, а токмо по постановлению педагогического совета за исключительные бы поступки розгою..." Да он же в педагогике прямой неук, этот ваш Нартов!

– Однако покойный император сего токаря неуком не признавал и многие дела наиважнейшие доверял. И ныне царствующая императрица...

– Покойный император, царство ему небесное, с сим токарем каждый день точил и привык к нему, как к своему человеку. Привыкаем же мы к своим лакеям, кучерам, но это не должно означать, что мы им дела государственные поручать станем. Он же сам, Нартов, рассказывал, что и горшки подавать малолетным принцессам ему доводилось!

– Ну-ну, господин библиотекариус, вы забываетесь!
– Девиер захлопнул крышку черепаховой табакерки.

Шумахер понял, что зарвался, и в расстройстве чувств принялся пальцем накручивать локоны своего парика.

– А правда ли, - спросил Девиер, - вы заставляли иноземцев, выписанных сюда в качестве студентов, дрова пилить на вашей собственной усадьбе?

– Ложь, ложь!
– поперхнулся Шумахер.
– О, все это клевета!

– Ладно!
– Девиер положил на стол тяжелую ладонь.
– Я пришел не для того, чтобы разбираться в ваших распрях с господином Нартовым и иными. И о русских тоже советую поосторожнее, вы едите русский хлеб и русское золото получаете за службу, и немалое. Скажите лучше, что есть философский камень?

– Философский камень?
– задумчиво отозвался Шумахер, а сам лихорадочно думал: кто донес, что донес?

– Не буду затруднять вас догадками, - сказал Девиер.
– Меня интересует тот философский камень, который пропал у вас в Кунсткамере.

– Это все Тузов!
– вскричал Шумахер, очки его блестели.
– Это такой ворюга! Скажу вам, экселенц, вино, которое по царскому указу выдается посетителям, угощения ради, он его расхитил! На прошлой неделе пропала большая морская звезда...

– Постойте, разберемся, - прервал его Девиер.
– Я только что допрашивал Тузова. Он весьма логично ответствует: первым о пропаже камня должен был заявить в полицию владелец, следующим - вы как куратор Кунсткамеры. А его, Тузова, будто бы вы честным словом обязали в течение семи дней о пропаже молчать... Как это понимать?

Шумахер говорил беспрерывно, но речь его состояла из потока латинских, немецких и русских цитат и выражений. Девиер, умевший объясняться на языке всех игорных домов Старого и Нового Света, ничего понять не мог.

– Давайте по порядку, вновь остановил его Девиер.- Да вы садитесь, Иван Данилович, что вы на ногах да на ногах! Я же не расследовать дела Кунсткамеры пришел, меня заботит другое.

Генерал-полицеймейстер, когда хотел, мог расположить к себе любого человека.

– Скажите, ученейший Иван Данилович, скажите мне без утайки, что есть сей философский камень, каковы его таинственные свойства?

Шумахер принялся рассказывать на сей раз весьма внятно, а Девиер, занявшийся вновь своей табакерочкой, отмечал при упоминании каждого из трансцендентных достоинств камня:

– Возвращает молодость старикам? Так-так! Власть земную возвышает? Преотлично!

Но Шумахер закончил рассказ сообщением, что он не полномочен всех тайн сего камня раскрывать, и поклонился в сторону Девиера.

А кто же полномочен?

– Академический капитул! Сиречь ученое собрание академикусов!

– Так-так. А в прошлом году, когда вы, преученейший библиотекариус, привозили из Европы пресловутый перпетуй-мобиль, то бишь вечный двигатель, вы, помнится, капитул не собирали?

Шумахер склонил голову в гнедом своем пышном парике.

– Хорошо. Тогда такой вопрос: кто же владелец сего таинственного камня?

Шумахер приободрился, потому что из раскрытого окна стали доноситься соблазнительные запахи кухни. Он рассказал, что не далее как вчера в Кунсткамеру был доставлен чудеснейший монстр - диковинка природы, рыба-сазан куриознейший, а длиною в осьмнадцать вершков!

Он распростер руки елико возможно.

– Как раз сегодня сазан сей зажарен, и академический капитул просит господина генерал-полицеймейстера оказать честь. Присутствовать и принять участие в дегустации, в ученом апробировании физиологической плоти рыбы сей...