Саномания
Шрифт:
Вокруг летний штиль, до звона в ушах давящая тишина и только слышен стрекот кузнечиков, и кажется даже шорох крыльев пролетающих мимо бабочек…
Сердце продолжало бешено гонять кровушку, а душа при этом как-то сладко замирала, в предчувствии чего-то не вероятного, не понятного, но чего-то нового, до душевной радости – долгожданного…
– Господи, мне ж домой, к мамке нужно, якорь мне по голове! Почему я здесь? Ведь что-то меня остановило?! – озираясь по сторонам, разговаривая сам с собой вслух, стал задавать эти вопросы…
И в это самое время,
Это была, стройная, с еле заметной улыбкой и искорками в глазах красавица. На ней было нежно голубого цвета платье, которое струилось по ее телу, еще более подчеркивая стройность фигуры, на голове белая косынка, завязанная сзади на тонкой и длинной шее, из-под косынки выпали локоны, густых темно- каштановых волос, шею обрамляли несколько ниток мелких бус бирюзового цвета…
Без слов было понятно, что не из деревенских она, а словно ангел не земной…
Так, стоя в оцепенении, где-то издалека до меня доходило, что она абсолютно не досягаема, как звездочка на небе, вроде вот, можно дотянуться рукой, а не взять…
В это время мимо меня проходил пожилой мужчина, вероятно от того же источника. Остоновясь подле, вымолвил несколько слов, которыми протрезвил мой рассудок…
– Парень, так и будешь стоять?– спросил он,– с такими «героями» не победить нам мировой империлизьм! А, матросик, не робей! Она, однако, сейчас уйдет, возможно, навсегда, и глупо будет с твоей стороны ее не догнать,– так и сказал, якорь ему в ведро! И пошел своей дорогой, поливая пыльную тропинку жаждущей влагой из переполненных ведер.
Я же, взглянув на эти полные воды ведра, про себя отметил, – О, к удаче!– вдохнув полной грудью, и как крейсер, в десятибалльный шторм, рассекая волны, с небывалым волнением ринулся за незнакомкой следом. Будто шагнув с этого пригорка в кромешную пропасть…
– Господи! Мамочка моя родная! Что же это со мной? Ноги, совсем ватными стали, не слушаются, и сердце-то шепчет, – хороший-то какой, Господи! В бескозырке и тельняшке! Словно с неба свалился, будто из прошлой жизни! И что ж теперь, я так и уйду?! Догонит ли? А коли, нет? Ну и пусть, я же сильная, а коли ж нет, пусть – не судьба, не мое знать-то… – так думала Лиза, лишь мельком взглянув на моряка с надписью «БАЛТИКА» на бескозырке. Медленно удаляясь, все думала про себя, – неужели вот так бывает, еще там, у источника, пять минут назад, я и знать не знала, что есть он за свете белом, а вот только взгляд один, и душа кричит, радуется, плачет и неловко сожалеет, что не может себе позволить; скинув коромысло с плеч, повернуться и побежать к нему на встречу, обнять нежно, и так кричать на весь мир: – КАК ЖЕ ДОЛГО, Я ТЕБЯ ЖДАЛА!…
– Простите девушка, я такой неловкий, я домой, на побывку, и через три дня уж обратно и вот…у меня нет слов сказать вам, но, вы так прелестны, глядючи на вас, дышать трудно – вымолвил я, словно между нами существовали какие-то давние и только нам одним известные, отношения,– разрешите проводить вас? Позвольте?– я снял с ее плеча коромысло с ведрами,– можно я попью?– пил из ведра, а вместо воды, будто пил ее взгляд, таких же чистых и нежных оттенков молодой весны глаз, словно омываясь святой водой из источника.
Смешной какой! Догнал… Проводить… Конечно же – ДА, можно!,– думала Лиза, теперь уж не стесняясь, разглядывая во все глаза, высокого, широкоплечего, в бескозырке на самой макушке, со смешным, кудрявым чубом на лбу,– а что же скажет папенька,– продолжала переживать,– вот совсем чужой человек и в дом привела? Но я же уже взрослая, да они ж будут рады, он же оттуда, он же наш..,– Лиза смотрела на него, как он жадно пьет воду, радуясь ему, радуясь своим, волнующим душу мыслям, вдруг прорвавшимся, словно копились внутри долго-долго и улыбалась…
– Здесь за пригорком источник с замечательно вкусной водой. Отец мой не здоров, только ее и пьет, говорит, что вода эта святая.
– Спасибо за водицу, она и впрямь вкусная. Давай, подсоблю! Я, Илья…
Я жил до флота в соседней деревне и про источник сей знаю, он и в правду святой, тут раньше и часовенка стояла и купели для омывания, только вот…порушено все…
Мы шли по деревне, мысли в голове путались, эмоции бросали то в жар, то в холод, от чего разговор не клеился.
– А тебя вот, не припомню, да и не похожа ты на наших, деревенских.
– А я Елизавета. Мы не здешние. Смотрю у вас на бескозырке написано «БАЛТИКА», а мы, как раз там и жили, в Петрограде, папа профессор словесности, преподавал в духовной академии. А потом нас сюда, в Сибирь, как не благонадежных…
Отец, теперь учительствует в местной школе. Вы не представляете, как я соскучилась по всем-всем, кто там остался! Как там наше море, Финский залив, как Петроград?
– Море штормит, залив волнуется, от чего иногда выходит из берегов, город укутан туманами и дождями, плачет и грустит о тебе…
– Спасибо Ильюша!
– Только он теперь Ленинград.
– Да, разумеется. Ну вот, мы и пришли, это наш дом. Илья, вы не могли бы на минуту зайти к нам? Мои будут чрезвычайно рады познакомиться с человеком из родных мест…
– Спасибо Лиза за приглашение! Конечно, зайду! С большим удовольствием!
«Наш ДОМ», сказала Лиза, но домом назвать развалившуюся хибару, язык не поворачивался. Это был старый, покосившийся, скорее всего когда-то заброшенный прежними хозяевами пятистеник. Ставни на двух окнах отвалились, на третьем висели в разные стороны, как уши у зайца. Порог весь прогнил, а крыша казалось, вовсе вот- вот рухнет.