Сансара загнанной белки, или 22 жизни одной маленькой меня
Шрифт:
***
Тсс!! Тихий час. В садике отпрашиваюсь с сонного перерыва. Тихонечко шлепаю босыми ступнями по полу. Я в белых трусиках и больше ни в чем шепотом иду в туалет. Вхожу и вздрагиваю от того, что за мной входит кто-то еще – следом прошмыгивает Миша в таком же одеянии, зажимает меня в углу и целует. Спустя 11 лет буду отплясывать с ним на выпускном. Он все такой же красавчик. Еще спустя 11 лет его профиль мелькнет в одноклассниках. Лыс, некрасив, переехал в Астрахань.
Из кровати второго яруса я слышу шум в раздевалке. Тихий час подходит к концу. Родители где-то за кадром расходятся с детсадовского родительского собрания. Там за дверью происходит громкое и нервное. На эмоциях мама входит, почти влетает,
Слова переходят в крики и агрессию. Мама разводит руками, хмурит красивые брови. Мама чеканит слова: “Как можно случайно перепутать свои старые валенки и чужие новые на два размера меньше”. Мама не верит в случайность. Валенки – те самые мои новые – находятся каким-то чудом у злюки-заводилы Тони. Я начну точить зуб на нее еще больше. Пассивный зуб – активно выяснять отношения я не умею. Мне откровенно слабо и страшно. И потом я все-таки хорошая девочка. Мама берет в руки иголку и расшивает валенки разноцветными снежинками на голенище, чтобы во второй раз точно не перепутали. Мои теперь из всех выделяются. Точно не перепутать.
***
То тут то там появляются в городе елочные базары. Городские работники развешивают на фонари мишуру, грядет Новый год. Новый 1990-й год. Новогодний утренник тоже в грядущем формате. Девочки – снежинки, мальчики – зайчики. Детсадовская классика неумолима в своем разнообразии. Родителям наказано расшить капроновое платье мишурой и соорудить на голову подобие короны.
У меня тоже есть капроновое платье, но оно фиолетовое. Модного нынче цвета фуксии. Правда, тогда еще никто об этом не знает. Посему просто фиолетовое. Не помню, да и откровенно не знаю, как оно было на самом деле. Мама говорит, что о цвете платья не предупреждали. Не говорено было о том, что капроновое платье снежинки должно было быть бело и невинно аки свадебное.
Возможно, воспитатель даже не думала о том, что оно может быть фиолетовым. Платье мне тоже доставали с кайфом от его цветной необычности. Не как у всех. Выделяйся и тебя заметят. О том, что могут заметить и надавать по башке, я узнаю понемножечку с каждым шажочком. Так тоже бывает. Побочный эффект, так сказать. Всю ночь мама работает иголкой и к утру показывает красивое платье. Цыгански блестяще фиолетовое с большой снежинищей во всю грудь. Мне нра. Оч красиво!
В саду скандал, взрыв и ор – платье не белое! Мне тоже непонятна связь фиолетового цвета и снега, но я всем сердцем болею за маму. Мне несправедливо и обидно. Потому, что моя мама шила всю ночь, а они вон чего удумали. Платье им не то! Я в группе слышу отчетливо весь шквал возмущений и скандала, происходящих в соседней комнате. Бои идут не на жизнь, а на платье. Настроение теряет настрой, устойчивость, и медленно вешает нос.
Воспитательница, та самая, злобная и нелюбимая, предлагают надеть чужое, но белое. Мама встает в позу и ни за какие коврижки не идет на компромисс. Побеждает, и я надеваю свое красивое. Все белые, я фиолетовая. Сидя на маленьком стульчике я спиной чувствую висящее напряжение вокруг себя. Зато я для мамы красивая. И очень отдельная. И нет, мне не фиолетово.
***
В коридоре, в самом его уголке-закутке папа делает шкаф. На верхних полках живут инструменты-гайки-шурупы, посередине специальное место для хранения муки и сахара. Самый низ неудобен для использования и мне отдают его под игрушки и игрища. Из подручных средств – обрезков ткани, поролона, коробок, я делаю там комнату, мебель для игрушек. Сижу часто в коридоре между раскрытых дверей на пути каждого проходящего мимо и играю.
Мешаю по сути – чтобы пройти мимо моих владений, нужно просочиться в узкую щель и физически сдвинуть меня со своего места. Что я делаю? Выуживаю таким способом внимание к себе? Кричу своё: “Вот она я! Я здесь! Заметьте меня!”? В особой памяти и любви у меня тушканчик без хвоста Питти и советская кукла Мэгги. Тушканчик в прошлой жизни имел длинный пластмассовый хвост и умел прыгать, если завести его ключом. Еще он носил красную морду и зеленый комбинезон. Я помню его до сих пор во всех подробностях оттенков, текстур и звуков. Родители удивляются и восторгаются, как я из ничего придумала целое готовое пространство. Приятно. Мне очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень приятно. Стратегию делать из говна и палок пряничный домик тащу в жизнь. Пользуюсь до сих пор.
***
Я у бабушки летом. Мое любимое блюдо – лапша-"размазня". Да простят меня итальянцы. И пирожки с малиной. Бабушка словно из ниоткуда часто приносит консервы Иваси. Оказывается, они складированы в сарае. Очень их люблю. Каждая баночка как праздник. Где-то в районе 90-х они закончатся, будет очень жаль. Я помню последнюю и то, как бабушка разводит руками:
– Последняя.
Мы с бабушкой ходим за хлебом на станцию в магазин. Магазин далеко на другой стороне деревни. По ту зарельсовую стороны. Одну меня не отпускают, а мне так хочется быть взрослой.
***
Мы едем на экскурсию на трикотажную фабрику. Там на выходе разрешают забрать с собой оставшиеся ненужные лоскутки. Не чудо ли это? Совершенно бесплатно ненужные лоскутки! Это же сколько кукол можно одеть! Я беру! Помню, как едем туда в автобусе вдоль водохранилища, вдалеке дымит фабрика. Привожу домой, делаю из них одежду для пупсов. Вообще я часто шью одежду куклам. Мне хватает похвалы. Классная же одежда, мам? Я сижу дома днем одна и часто шью, рисую, мастерю. Мама ругает, что я теряю иголки и они потом валяются на паласе.
– Опасно! Если наступить на иголку, она попадет в тело и по кровеносным сосудам в секунды доберется до сердца и тогда умрешь.
Я верю. Под запретом еще пластилин – уронишь, не ототрём. И собака – мечта всего детства.
***
В школе на утреннике я буду зайкой. Мне пришивают настоящий заячий хвост к сшитому ранее костюму. Костюм сшит не специально для праздника, я ношу его просто так. Он бежевый с черными блестящими пуговками – короткий модный пиджачок и не менее модные юбка-шорты. В честь утренника мне его адаптируют. Мама делает акцент на настоящести хвоста – такого вот ни у кого, а у тебя настоящий. Взрослая я не знает, как на это реагировать. “Несите дичь!”, – говорит взрослая я. Ну, хвост же от настоящего зайца? Вполне себе дичь.
***
Папа попадает в больницу с гепатитом и мы ездим с мамой к нему каждый день. Мама возит еду в кастрюльках. Она оборачивает их полотенцем, чтобы не остало. Я его не вижу все время болезни. Целую долгость. С мамой возвращаемся домой, а папа приехал с друзьями после выписки. Мужчины кругом сидят за столом. Я вижу одного бородатого и не узнаю папу. Страх, шок, мрак. Он протягивает руки и зовет. Я, отпрянув, замираю.
***
Папа дома в свободное время режет по дереву, обычно шкатулки. Научился этому в армии, позже обменивался опытом с дедушкой, маминым папой. Дедушка делает на заказ резные двери, позже столы и табуреты. К дедушке приезжают за заказами, он так подрабатывает. Папа режет шкатулки на подарки или пытается сдавать на продажу, но дело не идет.