Сапожок Принцессы
Шрифт:
Следом за сэром Эндрью вошел окончательно сбитый с толку мистер Джеллибенд. Маскарад юного фата подтверждал его самые худшие предположения. С каменным лицом он открыл бутылку, расставил стулья и стал ждать.
– Благодарю вас, достойный друг, – сказала ему Маргарита, все еще улыбаясь при мысли о том, что этот бедняк должен чувствовать по поводу происходящего. – Мы более ни в чем не нуждаемся. Возьмите за свои беспокойства.
Она положила в его руку несколько золотых монет, которые тот почтительно принял, после чего несколько подобрел.
– Постойте! Леди Блейкни, – вмешался сэр Эндрью, когда Джеллибенд уже собирался уйти. – Боюсь, нам потребуется гостеприимство нашего друга Джеллибенда на более долгий срок. К сожалению, я вынужден доложить вам, что этой ночью мы выехать не сможем.
– Этой ночью не сможем? – пораженно переспросила она. – Но мы должны, сэр Эндрью, мы должны! Здесь и речи не может быть о «не сможем», мы должны взять судно сегодня, сколько бы это ни стоило.
Но молодой человек печально покачал головой:
– Боюсь, что это не зависит от денег, леди Блейкни. Со стороны Франции дует отвратительный штормовой ветер, он совершенно против нас, мы не имеем никакой возможности выйти в море, пока он не переменится.
Маргарита смертельно побледнела. Подобное даже не приходило ей в голову. Сама природа сыграла с ней страшную и жестокую шутку. Перси в опасности, а она не имеет возможности поехать к нему, потому что ветру вдруг вздумалось дуть от берегов Франции.
– Но мы должны ехать! Мы должны! – твердила она с необъяснимой и неиссякаемой энергией. – Вы же знаете, мы должны ехать! Неужели ничего нельзя сделать?
– Я прошел вниз по побережью и поговорил с несколькими шкиперами; сегодня ночью выйти в море совершенно невозможно, все моряки уверяли меня в этом. Никто, – добавил он, значительно посмотрев на Маргариту, – никто не сможет выехать сегодня ночью из Дувра.
Маргарита сразу же поняла, что он имел в виду. «Никто» относилось к Шовелену точно так же, как и к ней. Она любезно кивнула Джеллибенду.
– В таком случае я должна привести себя в порядок, – сказала она ему. – У вас найдется для меня комната?
– О да, ваша честь. Прекрасная, светлая и хорошо проветренная комната. Я сейчас пойду посмотрю… Есть и еще, другая, для сэра Эндрью. Обе в вашем распоряжении.
– Ну что же, тогда все отлично, уважаемый Джелли! – развеселился сэр Эндрью, сильно стукнув мистера Джеллибенда по спине. – Открой обе комнаты и оставь нам здесь на столе свечи. Клянусь, ты уже помираешь от желания спать, а леди, прежде чем подняться к себе, должна поужинать. И не расстраивайся так, мистер Грустный Лик, визит этой дамы в столь поздний час – большая честь твоему дому. Сэр Перси Блейкни отблагодарит тебя вдвойне, если ты как следует проследишь за тем, чтобы ей было здесь удобно и чтобы никто не знал о ее присутствии.
Сэр Эндрью, без сомнения, догадался о том множестве противоречивых страхов и сомнений, которые роились в голове достойного Джеллибенда, и, поскольку он был галантным джентльменом, попытался этим отчаянным пассажем хотя бы немного рассеять черные мысли хозяина кабачка. И остался доволен, увидев, что отчасти преуспел в этом, поскольку красноватая физиономия Джеллибенда просветлела при упоминании имени сэра Перси.
– Я сейчас же пойду и посмотрю, сэр, – с расторопной готовностью и уже без холодности ответил тот, – готов ли ужин для вашей чести?
– Достаточно, благодарю вас, достойный друг. И, поскольку я умираю от усталости и очень хочу есть, прошу вас поскорее посмотреть комнаты.
– А теперь говорите, – порывисто и напряженно начала Маргарита, как только Джеллибенд удалился. – Говорите все ваши новости.
– А более ничего и нет, что можно было бы вам сообщить, леди Блейкни, – вздохнул молодой человек. – Шторм сделал совершенно невозможным выход какого угодно судна. Но то, что вам в первый момент показалось ужасным несчастьем, на самом деле – большая удача для нас. Шовелен не сможет так же, как и мы, сегодня ночью отплыть во Францию.
– Но он мог отплыть еще до начала шторма.
– Слава Богу, если он сделал так, – весело ответил сэр Эндрью. – Просто великолепно, если он успел это сделать. Кто знает? Быть может, он уже отдыхает на дне морском, потому что шторм, действительно, очень сильный, и всем небольшим судам, находящимся сейчас в море, очень не поздоровится. Тем не менее я боюсь, что нам на это надеяться нечего, вряд ли этот хитроумный дьявол со своими коварными планами потерпит кораблекрушение. Моряки, с которыми я говорил, уверяли меня, что в последние несколько часов из Дувра в море не вышло ни одной шхуны. Кроме того, я выяснил, что какой-то незнакомец прибыл сегодня днем в карете и, как и я, выяснял вопрос о возможности отправиться во Францию.
– Так Шовелен все еще в Дувре?
– Вне всяких сомнений. Быть может, лучше его подкараулить здесь и, воспользовавшись моей шпагой?.. Воистину, это самый быстрый выход из положения.
– Нет, сэр Эндрью, не шутите так! В последний день я и сама очень часто ловила себя на мысли о том, что желаю смерти этому исчадию ада, но ваш смелый порыв бесполезен. Законы Англии запрещают убийства! Это лишь в нашей прекрасной Франции происходит повальная бойня на основании закона, во имя свободы и братской любви.
Сэр Эндрью уговорил ее сесть за стол, немного поесть и выпить вина. Он понимал, что вынужденный двенадцатичасовой отдых в ожидании следующего прилива будет ужасно трудным для нее в том состоянии сильного возбуждения, в каком она находилась. Послушная, словно дитя, его мягким наставлениям, Маргарита попыталась есть и пить.
Сэр Эндрью, будучи сам влюбленным, доставил огромное наслаждение рассказами о ее муже. Он открыл ей кое-какие отважные эскапады Сапожка Принцессы, предпринятые им для спасения несчастных французских изгнанников, убегающих из своей собственной страны от кровавой безжалостной революции. От его рассказов о храбрости, изобретательности и неистощимости сэра Перси, с которыми тот вырывал мужчин, женщин и даже детей прямо из-под ножа ненасытной гильотины, в глазах ее появился восторженный блеск. А от историй о множестве превосходнейших перевоплощений Сапожка Принцессы, благодаря которым он всегда оставался незаметным для огромного количества проницательных глаз, выискивающих его на всех заставах Парижа, она даже весело заулыбалась. В последний раз, спасая графиню де Турней с детьми, Блейкни создал настоящий шедевр, переодевшись в омерзительнейшую рыночную торговку в грязной шляпе, с растрепанными седыми лохмами; он был настолько потешен, что даже удивительно, почему не смеялись собаки. Маргарита хохотала до слез, слушая описания его внешности, – ведь при таком большом росте замаскироваться намного труднее, особенно во Франции.