Сара Бернар
Шрифт:
Муха целиком посвящает себя театру «Ренессанс»: кроме всего прочего, он делает эскизы сценических драгоценностей и помогает директрисе придумывать декорации и костюмы. К тому же он автор рекламных кампаний все в том же стиле нового искусства, где используется созданный им образ Сары: так, она рекомендует печенье «Лю», шампанское «Рюинар», консервы «Либиг», рисовую пудру «Диафан». Ее образ ассоциируется с предметами повседневного спроса, она продает свое имя и рекламирует изделия, ничего общего с искусством не имеющие. Став знаменитостью, которой восторгались на всех континентах, она обращала в деньги свой образ. Не придавая значения газетным нападкам и карикатурам, она сотворила себе причудливое и пленительное изображение, которое затем смогла использовать. Отныне ее имя — символ независимости, самобытности и силы характера. Одновременно потребительница и предмет
6 февраля 1895 года постановкой «Амфитриона» Мольера Сара предложила своим зрителям вернуться к классическому репертуару. У нее отменные партнеры: Эрнест Коклен и его брат Констан, покинувший «Комеди Франсез», играли Меркурия и Созия, Люсьен Гитри блистал в роли Юпитера. Она устраивает классические утренники, позволяющие ей привлечь новую публику, и вместе с тем продолжает показывать вечерние спектакли. Похоже, при составлении репертуара театра «Ренессанс» Сара стала больше думать о даровании актеров и литературных достоинствах произведений. В том же месяце она делает смелый шаг, поставив реалистическую пьесу Германа Зудермана «Магда». Интрига перекликается с ее собственной жизнью: изгнанная из родительского дома беременная девушка, став знаменитой певицей, возвращается повидать родных. Но парижанам спектакль не понравился. В июне Сара решает показать его в Лондоне, но случилось так, что Дузе выбрала ту же пьесу, и критики из сил выбивались, стараясь определить, какая из актрис лучше. В своей статье в «Сатердей ревью» от 15 июня 1895 года Джордж Бернард Шоу выступает против искусственной игры Бернар, восхваляя естественность и сдержанность игры Дузе:
«Госпожу Бернар отличает милое очарование зрелости и, возможно, сходство с избалованным непоседливым ребенком, у нее всегда наготове улыбка, луч солнца, разгоняющий тучи, правда, если ставить ее высоко. <…> Она несет красоту своей школы, но совершенно неправдоподобна и нечеловечна. Костюм, название пьесы могут меняться, но женщина постоянно все та же. Она не вживается в героиню, а заменяет ее.
И это как раз то, чего не делает Дузе, для нее каждая роль — особое творение».
После провала «Магды» в Париже Сара решила поставить «Принцессу Грёзу» Эдмона Ростана, пока еще неизвестного двадцатисемилетнего поэта, к которому она сразу же прониклась литературной любовью, увидев в нем нового Гюго. Это очень поэтичная пьеса, по фабуле близкая «Тристану и Изольде», в центре событий средневековая принцесса, которая колеблется между плотским желанием и духовностью. Если вечером 5 апреля 1895 года критики скорее положительно оценили пьесу Ростана, то у широкой публики она не имела успеха и шла на сцене не больше месяца. За шесть лет руководства театром «Ренессанс» Сара потеряла два миллиона золотых франков.
Отдыхать на все лето она едет на Бель-Иль, в поместье, купленное двумя годами ранее, — это Пулен, маленькая заброшенная крепость, воздвигнутая на морском берегу. Сара купила ее за бесценок, зато обустройство обойдется ей в целое состояние. Узкие бойницы она переделала в широкие застекленные окна, устроила пять спален и роскошную ванную комнату для себя. Постепенно она скупила прилегающие земли, чтобы обрести покой, ибо ее присутствие привлекало любопытных туристов, которые, не стесняясь, подходили к форту в надежде хоть издали увидеть силуэт актрисы. Она велела построить две мастерские, одну для Луизы Аббема, другую для Клэрена, а также виллу для Мориса и его семьи. Выбитая в скале лестница для более удобного спуска к морю вызвала гнев местных властей, чье расположение Сара все-таки завоевала, употребив свои чары и позаботившись о рыбаках. Она всегда любила морские просторы, и на Бель-Иле кружок близких ей людей проводит время за рыбалкой, игрой в теннис и крокет, а также в бесконечных беседах в «Сараториуме» во время послеобеденного отдыха. В 1897 году Сара Бернар расскажет читательницам журнала «Фемина» о своем обычном дне на Бель-Иле:
«Я встаю рано, между пятью и шестью часами. И сразу — охота. В восемь часов я возвращаюсь, ставлю свое ружье и иду ловить креветок. С рыбалки я возвращаюсь в одиннадцать часов. Тут ванна, туалет и в половине первого обед. После обеда — обязательный отдых. Это полезно для здоровья. С момента пробуждения — это первые минуты моего физического отдыха, неподвижности, тишины. Мы ложимся в шезлонги, эти ивовые кресла, напротив форта, на защищенном от ветра с моря участке. Все должны молчать; каждый размышляет, читает или спит, по собственному усмотрению. Затем работа. В мастерской, которую я велела построить окнами к форту, у каждого есть свой угол; я читаю рукописи, повторяю или учу роли, занимаюсь скульптурой. В пять часов мы идем на теннисный корт. Затем мы ужинаем. Потом слушаем музыку. Потом ложимся спать. А дальше все начинается сначала…»
В сентябре она едет в турне по Франции, в основные провинциальные города: Тур, Анже, Нант, Ла-Рошель, Бордо, Руан, Тулуза, Безье, Марсель и Лион. И когда 5 ноября 1895 года Люсьен Гитри и Жанна Гранье с блеском сыграли в «Ренессансе» пьесу Мориса Донне «Любовники», Сара заявила, что ее театр имеет успех лишь в ее отсутствие. В «Дневнике» Жюль Ренар, который не всегда был мягок по отношению к ней, дает портрет актрисы накануне нового отъезда в Америку: «У Сары правило: никогда не думать о завтрашнем дне. Завтра может случиться что угодно, даже смерть. Она пользуется каждой минутой. Она не помнит, какая из виденных ею стран понравилась ей больше или какой успех сильнее всего взволновал ее. Она собралась играть „Кукольный дом“, но находит, что Ибсен — это слишком надуманно. Нет! От идеального она требует ясности. Она слишком любит Сарду, чтобы любить Ибсена. <…> Не такая притворщица, как другие, она говорит: „Я хотела делать все: писать, ваять. О! Я знаю, что у меня нет таланта, но мне хотелось испробовать все“. Из нее получилась бы отличная волевая наставница».
В январе 1896 года она снова едет в Америку, чтобы собрать необходимые деньги для финансирования давнишней театральной мечты — «Лорензаччо» Альфреда де Мюссе, пьесы, считавшейся непригодной для постановки с момента своей публикации в 1833 году. Вернувшись в Париж, Сара возобновляет «Даму с камелиями», зрители в восторге, и вместе с тем она работает с Арманом д’Аруа над текстом Мюссе, чтобы сделать необходимые купюры, сократив второстепенные интриги, дабы не мешать пониманию основной фабулы. 3 декабря 1896 года Сара создает образ Лоренцо Медичи, вспомнив свое пристрастие к травести. Афиша Мухи была великолепна в своей лаконичности: Сара с короткими темными волосами, закутанная в тяжелую черную ткань, размышляет с книгой в руках и кинжалом за поясом, а сверху на нее взирает дракон, раскрыв грозную пасть. Пьеса одновременно романтическая и шекспировская, и Сара, последняя романтическая актриса века, убеждает даже самых непримиримых своих хулителей. Жак дю Тийе писал в «Ревю блё»: «Она вдохнула жизнь в персонаж Лоренцо, к которому до нее никто не осмеливался подступиться; на протяжении пьесы она выдержала этот сложный и нерешительный характер, все его оттенки она передала с поразительной глубиной и подлинностью». В «Ревю де Пари» Анатоль Франс анализировал ее игру:
«Сила, вот самая поразительная черта ее последней постановки. Госпоже Саре Бернар удалось создать образ Лорензаччо с безупречной основательностью. Она вылепила, высекла свою собственную личность, как бронзовую статую Бенвенуто, как могучего Персея. Мы знаем, какое произведение искусства эта великая актриса умеет из себя делать. Тем не менее в этом новом перевоплощении она всех удивила. Из своей собственной субстанции она создала задумчивого молодого человека, наделенного поэзией и жизненностью. Она сотворила живой шедевр точностью жеста, трагической красотой поз, взглядов, усиленным тембром голоса, мягкостью и широтой речи, наконец, даром тайны и ужаса».
Для парижан Сара вновь стала Великой, Божественной. Комитет из представителей от литературы и артистического мира решил выразить ей официальное признание родной страны, организовав 9 декабря в «Гранд-отеле» «День Сары Бернар». Это был воистину апофеоз под председательством министра изящных искусств, президент Пуанкаре и принцесса Монако присутствовали среди пятисот гостей в вечерних туалетах: давнишних друзей, таких как Коппе, Коклен, Сарду, Галеви, Монтескью, Клэрен и Аббема, и вновь появившихся, вроде Ростана и Леона Доде. За несколько дней до этого события Жюль Уре попросил Сару «воскресить в памяти свои переживания, борьбу и успехи» для читателей газеты «Фигаро», и вот ее письмо, опубликованное в канун великого дня:
«Вот уже двадцать девять лет я отдаю зрителям трепет моей души, биение моего сердца, слезы моих очей. Я сыграла сто двенадцать ролей, создала тридцать восемь воплощений, из которых шестнадцать произведения поэтов. Я боролась, как не боролось ни одно человеческое существо. По натуре независимая и не приемлющая ложь, я нажила себе яростных врагов. Тех, с кем я соглашалась сражаться, я победила и простила. Они стали моими друзьями. Грязь, которую в меня кидали другие, обратилась в пыль, высушенную жгучим солнцем моей веры и моей воли.