Сарацинский клинок
Шрифт:
Он посмотрел на Исаака, который покачивался в седле, прикрыв глаза от солнца. За время путешествия добрый еврей совсем высох. И тем не менее в этом изможденном теле таились скрытые силы. Первым всегда сдавался Пьетро, не Исаак.
Сон на твердой земле в маленьком шатре не приносил облегчения. Жесткие камни не давали отдыха. Но выбора у них не было. В первый раз, когда они подъехали к постоялому двору, Пьетро ужасно обрадовался, особенно когда хозяин приветствовал их елейным голосом:
– Благородные господа! Окажите мне честь и войдите. В этом доме есть все для отдыха: расписанные красками комнаты, мягкие постели с матрасами, набитыми птичьим пером. Здесь, господа, вы будете спать на подушках, пахнущих фиалками, после того, как ополоснете ваши рты и омоете руки
– Ванну, – прошептал Пьетро, – вы можете приготовить ванну, мессир хозяин?
Хозяин постоялого двора уставился на него в изумлении. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он считает мальчика помешанным: Но он быстро нашелся.
– Конечно, юный принц! В мраморной ванне прекрасные девушки будут растирать ваши усталые члены, если вы захотите получить столь благородное наслаждение. Заходите!
Но Исаак сурово глянул на хозяина.
– Прочь с дороги, лживый плут! – загремел его голос. – Принеси нам по кувшину твоего самого хорошего вина и поостерегись с ценой, потому что я путешествовал по этим дорогам и раньше.
Вино оказалось кислым и очень плохим, а цена чудовищной. Исаак дал прохвосту хозяину треть той цены, которую тот запросил, и они двинулись дальше, провожаемые бегущим за ними с проклятиями хозяином. В конце концов он бросил преследовать их и побрел обратно, заработав на своем мерзком вине триста процентов и тем не менее чувствуя себя обманутым, настолько он был жаден.
У Пьетро на глазах выступили слезы. Он так мечтал о ванне. И о пуховых матрасах. Ей-богу, его дядя никогда раньше не проявлял такой скупости…
Исаак посмотрел на него и ухмыльнулся.
– Пьетро, – мягко сказал он, – не горюй. Если бы ты сунул нос в его общие комнаты, ты бы обнаружил там такую вонь, что выскочил бы сам. Ты не увидел бы там никого, кроме пьяниц и игроков и большого количества отвратительных шлюх, каких тебе еще не приходилось видеть. Что касается его спален, то в каждой стоит четыре кровати, а иногда и шесть. Нам с тобой не только пришлось бы спать вдвоем в одной постели, но, вероятно, в одной комнате с другими людьми, от которых дурно пахнет. Что же касается отдыха, то даже если бы, невзирая на блох и других паразитов, ты сумел бы заснуть, тебя тут же разбудил бы шум, поднятый каким-нибудь буяном, который развлекается со своей старой, немытой шлюхой – если только ее сестры по профессии еще раньше не истощили бы твоего терпения, пытаясь получить от тебя такое же удовольствие… Впрочем, попадаются постоялые дворы и похуже…
– Хуже этого? – спросил Пьетро.
– Да. Те, которые по-настоящему плохи, иногда внешне выглядят немного пристойнее. Но вино в них всегда отравлено. И если дочери греха выглядят там помоложе и попригляднее, то они и более искусны в выпотрашивании кошельков. После ночи, проведенной с такой девкой, ты проснешься с дикой головной болью, в чем мать родила, без своего добра, без лошадей, без денег и без одежды. Пока ты спишь, тебя перенесут в какое-нибудь отдаленное и пустынное место – если они окажутся достаточно милостивыми и воздержатся от того, чтобы перерезать тебе горло.
– А хороших постоялых дворов не бывает? – спросил Пьетро.
– Никогда, – отозвался Исаак. – Лучше будем спать на воздухе.
Вот так они и спали – на воздухе, держа оружие под руками. По милости Божьей, они избежали нападения разбойников. Наконец они добрались до Анконской Марки, местности настолько отличной от острова Сицилии, насколько можно вообразить. Значительное пространство здесь занимали солончаковые болота с высокой травой, гнущейся под ветром, и скалистые холмы, круто вздымающиеся над синевой Адриатического моря. Дул горячий ветер, волнуя траву, чайки висели с криками над морем. Бесплодная страна, ничего похожего на тропическую растительность Сицилии. Чистая, твердая земля. Грубая, с четкими очертаниями, непоколебимая. Птицы эгретки сидели на воде и кричали, и крик их был как резкая, нестройная музыка, соответствующая всему пейзажу и составляющая часть этой дикой местности.
Но теперь они достигли конечной цели своего путешествия. Они подъехали к ферме
9
Водяные колеса древнего образца, состоявшие из одного горизонтального колеса, чьи спицы выступают за обод и вращают спицы другого, установленного вертикально в колодце колеса, на ободе которого укреплены бадьи, поднимающие воду, а всю эту систему приводит в движение слепой верблюд, – все еще используются в Египте. Автор снял на пленку два таких водоподъемника весной 1951 г. около Луксора.
За один сезон земля неслыханно расцвела. За пять лет Паоли расплатился со всеми долгами – кроме долга благодарности, которую его простое сердце всегда испытывало по отношению к Исааку. Поначалу водяное колесо Паоли принесло ему некоторые неприятности. Он заслужил репутацию человека, связанного с дьяволом, и им заинтересовались служители святейшей инквизиции. Но монахи местного аббатства были образованными людьми и даже отчасти учеными. Двенадцать дней они изучали, как работает водяное колесо, наблюдая, как его мул бесконечно кружит вокруг колеса и серебряная вода выливается из привязанных к колесу горшков. И тогда, вместо того чтобы покарать его, они вернулись в аббатство и соорудили такое же и даже усовершенствованное колесо, использование которого удвоило урожаи на землях аббатства.
Паоли посетил сам настоятель и благословил его земли, после чего Паоли, будучи не дураком, принес вассальную клятву высокому церковнику и передал всю землю аббатству, получив ее обратно в качестве ленного владения; таким образом он предотвратил попытки своих знатных и жадных соседей захватить его землю силой, что они безусловно сделали бы, поскольку эта земля вновь стала ценной.
Уже в течение многих лет у Исаака появился обычай навещать Паоли во время своих поездок в Рецци. Тот всегда с превеликой радостью встречал своего благодетеля, и потому что был ему бесконечно благодарен, и потому что любил засыпать Исаака вопросами о том, что происходит в мире за пределами его маленькой долины.
Они въехали через ворота в каменной стене, и Пьетро выпрямился в седле. Он был слишком горд и не мог допустить, чтобы незнакомый человек видел его слабость. Да и надежда на скорый отдых придала ему сил. Паоли выбежал приветствовать их, похожий на огромную лягушку-вола, его непропорционально большое безобразное лицо сияло улыбкой. Он придержал стремя Исаака, чтобы помочь спешиться золотых дел мастеру, потом, заметив, насколько устал мальчик, протянул свои длинные руки и снял Пьетро с седла так нежно, словно тот был младенцем.