Сарацинский клинок
Шрифт:
Пользуясь тем, что защитники города были поглощены сражением, атакующие начали продвигать вперед новый навес. Он был еще длиннее, ниже и прочнее первых, и Пьетро видел, что под ним не было подвешенного тарана.
– Кошка, – объяснил Исаак. – Они будут пытаться проломить стену.
В это время мастеровые под защитой надежной крыши принялись ломать камни стены с помощью ломов и мотыг. Но это была работа надолго. Она могла занять дни, возможно, даже недели.
– Век научного ведения войны, – простонал Исаак. – Ни в чем мы не достигли такого совершенства, как в искусстве
Они сделали большой круг, объезжая стороной Рецци, пока не оказались на спокойном участке, охраняемом солдатами графа, чтобы в осажденный город нельзя было доставить продукты. Здесь не было осадных машин, поскольку отсутствовали подходящие цели. Исаак спешился и начал тихий разговор со старшим. Потом старший подъехал к Пьетро.
– Поехали, – грубо скомандовал он.
Он поскакал прямо к крепостной стене, нисколько не скрываясь, зная, что женщины и старики, охраняющие этот участок стены с горячей смолой и камнями, не могут причинить ему вреда, пока он не окажется под самой стеной.
Не доезжая пяти футов до стены, он вытащил белую тряпку и стал ею размахивать.
– Это сын Донати! – закричал он. – Пустите его!
Потом он стал поднимать Пьетро, пока тот не встал ему на плечи, и тогда подъехал вплотную к стене. Затем осторожно встал на седло и таким образом смог подпихнуть Пьетро вверх по стене. После некоторых препирательств какой-то старик спустил со стены веревку с узлами.
Пьетро поймал веревку, и его втащили наверх. И тут он увидел двадцать кинжалов, мечей, ножей и лезвий из кос, направленных ему в грудь. Потом они увидели, что он маленький и без оружия; какая-то старуха поднесла факел к его лицу.
– Это на самом деле сын нашего предводителя, – объявила она. – Мальчик – точная копия Марии, его матери. Я хорошо ее помню. Ладно, сынок, говори, какие новости ты нам принес?
– Никаких, – прошептал Пьетро. – Где мой отец?
Она проводила мальчика к той части городской стены, которая подвергалась самой ожесточенной атаке. Донати был там, командуя импровизированными баллистами. Их сделали следующим образом: обрубили верхушки зеленых деревьев, раскололи их стволы до половины и перевязали крепкими канатами, чтобы они не раскалывались дальше; потом расколотую часть отгибали с помощью ворота так, что, когда ее отпускали, она ударяла по тяжелому копью, помещенному на другой части дерева, и с большой силой посылала его в ряды осаждающих.
Пьетро стоял, глядя на своего отца. Донати в этот момент казался ему полубогом. Он был самым высоким из всех мужчин, которых когда-либо видел его сын. Его растрепанные, тронутые сединой волосы и борода развевались, голос гремел, отдавая команды. Кровь текла у него из дюжины мелких ран, но он, казалось, не замечал этого и вдохновлял людей так, что усталые, уже разбитые, все в ранах, некоторые вообще полуживые, они сражались как демоны.
– Мой отец, – прошептал Пьетро. – И от такого мужчины родился такой, как я!
Его подвели к Донати.
– Донати, – сказала старуха, – посмотри на своего сына!
Донати долгое мгновение смотрел на мальчика. Потом неожиданно упал на колени и прижал Пьетро к себе с такой силой, что у того перехватило дыхание. Пьетро чувствовал, как дрожит огромное тело Донати, его лохматая борода мешала мальчику дышать, когда Донати стал покрывать его лицо поцелуями. Это не было приятно. Дыхание Донати отдавало вином и чесноком, и все это смешивалось с запахом пота и крови.
Пьетро не мог удержаться от слез. Этот огромный мужчина с синими глазами, излучающими сияние, содрогался от охвативших его чувств.
– Мой сын, – повторял он, – мой сын, мой сын!
Потом он внезапно встал и поднял мальчика, чтобы все могли его видеть.
– Эй, вы, пропади вы все пропадом! – загремел его голос. – Вы, обреченные, грязные, отчаявшиеся, накипь земли! Вы, сыновья грязи… смотрите на моего сына!
И небо содрогнулось от приветственных криков.
Пьетро понял, что его задача невыполнима. Никогда этот мужчина, настоящий мужчина – никакие другие слова не подходили, чтобы описать его – не бросит этих храбрых жителей улицы, которые неделями сдерживали лучших профессиональных солдат Италии. Пьетро даже не мог просить его об этом. Ему было бы стыдно.
Но он должен был сделать это. Он обещал Исааку. И его отец заслуживал того, чтобы жить. Какой выход оставался у Пьетро?
Он прекрасно знал, что выход есть. Разум нашептывал ему такой выход. Эта мысль потрясла его. Она разрывала ему сердце. Оставайся с ним, Пьетро! Умри вместе со своим отцом. С этим великим человеком, с твоим отцом. Умереть не так уж тяжело, умереть с честью совсем легко…
Но только он… не мог. Он чувствовал себя законченным трусом. Мальчик тринадцати лет, вся жизнь которого впереди – он не хотел умирать. Ему тринадцать лет, и завтра он сможет уехать отсюда и мимоходом заехать в Хеллемарк, и его там радушно встретят. В Хеллемарке. Где живет Иоланта. Где смеются ее серые глаза. Ее пунцовый рот… Ее мягкость… Ее теплота…
– О Боже! – всхлипнул он. – О Боже! О, Святой Иисус! – Потом он выкрикнул слова, которые вырвались меж стиснутых зубов, пробормотались, выплакались, прохрипелись: – Отец! Ты не должен умереть, не должен, отец! Исаак, подкупил их, ты можешь уйти со мной с задней стены и в лес, они не будут останавливать нас, отец, пойдем, о, Святой Иисус, отец!
Донати опустил его на землю, очень медленно.
– Посмотри на меня, мой мальчик, – произнес он.
Пьетро поднял свое смуглое лицо.
– Ты сын своей матери, – мягко сказал Донати. – Это в тебе говорит ее нежность, ее любовь ко мне. Она ставила эту любовь выше всего. Даже выше… чести.
Пьетро весь содрогнулся от рыданий.
– Не плачь, мой мальчик. Но ты и мой сын. И ты не будешь больше позорить меня. А теперь поцелуй меня и уходи.
– Нет, отец, – прошептал Пьетро.
На крупном лице Донати отразилось удивление.
– Ты не хочешь поцеловать меня?
– Конечно, отец. С радостью. Но только я не уйду отсюда.
Донати уставился на него. Потом перевел взгляд туда, где пламя горящего города окрашивало небо.
– Пресвятая Богородица, – прошептал он, – благодарю тебя за то, что ты подарила мне такого сына.