Сармат. Кофе на крови
Шрифт:
— Сармат был прав, здесь пещера! — говорит Алан, показывая на проем в скале.
Держа автомат наготове, Бурлак заглядывает в черное чрево пещеры и тут же отшатывается.
— Там кто-то есть! — шепчет он срывающимся голосом.
Из пещеры доносятся громкие беспорядочные стуки и непонятное фырканье. От входа видно, как в глубине пещеры перемещаются две горящие точки.
— Может, не врали «духи»? — восклицает Бурлак. — Может, шайтан, а?
— Снежный человек, слушай! — шепчет, хватая его за руку,
— Уффф! — выдыхает Бурлак. — Блин, его нам только и не хватало! А может, опять сова? А?
— Да, нет Ваня, это снежный человек!.. Клянусь мамой — он!.. Я слышал, они здесь водятся!
— Е-мое!.. Что делать-то с ним? — на полном серьезе вопрошает Бурлак.
— Ваня, я считаю, надо его живым брать! — давясь от смеха, но делая непроницаемое лицо, отвечает Алан.
— Зачем? — вконец озадачивается Бурлак.
— Для науки! — шепотом объясняет Алан. — Они же редкий, исчезающий вид! Кто знает, может, этот вот вообще последний!
— Я в книжке читал — они трехметровые! Как мы его брать-то будем, такого громадного? — спрашивает Бурлак, не отводя взгляда от входа в пещеру — Гляди, гляди, как глазищами лупает!..
— Ничего, прорвемся, Ваня! Сейчас я его, голубчика, обездвижу, а там уж мы с тобой вдвоем как-нибудь управимся! — кричит Алан и бросается в пещеру.
Но едва он делает несколько шагов, как что-то огромное и лохматое сбивает его с ног. Бурлак бросается на помощь, но страшный удар выбрасывает его из пещеры. Однако Алану все же удается вцепиться в лохматый бок неведомого существа и даже закинуть на него ногу. Матерый архар выскакивает на площадку и, делая громадные прыжки, пытается сбросить с себя непрошеного наездника.
— Ваня, Ваня, кто это? — кричит Алан истошным голосом. У него перед глазами лишь шерсть животного, через которую он никак не может разглядеть, кого же он все-таки оседлал.
— Блин, да это ж козел! Козел, слышишь, Алан! Мать твою! — очухивается Бурлак.
— Кто козел?.. — орет Алан, еще сильнее вцепляясь в шкуру животного.
— Он — козел! — кричит в ответ Бурлак.
— Какой, слушай, козел?..
— Рогатый, блин!
— Ваня, клянусь мамой, его живым брать не надо! — снова кричит Алан.
— Так бы и сказал! — определяется наконец Бурлак и в прыжке всаживает десантный нож между лопатками архара. Тот запрокидывается набок и подминает Алана. На лицо Алана хлещет кровь.
— Ваня, клянусь мамой, сними его, а? — захлебываясь, кричит тот. Бурлак после нескольких безуспешных попыток исхитряется схватить архара за дергающиеся в конвульсиях ноги и оттащить в сторону.
— Блин, центнера два в нем! — хрипит он.
Отдышавшись, они смотрят друг на друга и вдруг заходятся в неудержимом хохоте:
— Ха-ха-ха, снежный человек!
— Для науки! Брать живым! Ха-ха-ха!
— Трехметровый! Ха-ха-ха!
— Клянусь
— Козла живым не надо! Ха-ха-ха-ха-ха!
Откуда-то сверху через невидимые щелки в пещеру льется рассеянный свет, по стене, напротив входа, течет и исчезает в трещине пола струйка воды, в стороны уходят два тупиковых ответвления. Луч карманного фонаря проходится по стенам и упирается в затянутый паутиной угол.
— Сюда, мужики! — зовет Сарматов, тщательно высвечивая что-то в пещере.
Бойцы подбегают к командиру. В луче фонаря — два скелета. На полу возле них валяются проржавевшие карабины и истлевшая амуниция. Сарматов разглядывает останки.
— Английские солдаты... Дворец этот не посещался с... с девятнадцатого года, — наконец сообщает он собравшимся.
— С девятнадцатого? — переспрашивает Шальнов.
— Со времени третьей англо-афганской войны, — поясняет майор.
— А кто в ней победил? — интересуется Алан.
— Афганцы. Собственно говоря, как и в предыдущих двух.
— Они и англичанам вломили? — удивляется Шальнов.
— Вообще-то, друг мой, — говорит Сарматов, — войны не считаются законченными, пока не захоронены все погибшие в них солдаты.
— Христолюбивое русское воинство, — громко произносит Шальнов. — Нам выпала историческая миссия закончить третью англо-афганскую войну!.. Кто «за»?..
— Можэ цюю погану вийну зараз закинчить, та на ридну Львивщину отбути! — вздыхает Харченко. — Скильки можно у крови наший та афганский купатыся?
— Об этом на Старой площади при случае спроси, — советует Морозов.
— Щоб у ных там погани очи на потылыцю повылазылы! — продолжает ругаться Харченко.
Бойцы осторожно складывают останки англичан в нашедшуюся в одном из рюкзаков полиэтиленовую пленку, туда же кладут их карабины и амуницию.
Затем Морозов и Шальнов опускают скорбный груз в разлом между двумя глыбами. Перед разломом собирается вся группа, а рядом в тени скалы стонет на носилках американец, пытаясь принять сидячее положение.
— Майор, — громко обращается к Сарматову Савелов. — Как раз в девятнадцатом году, когда эти тут геройствовали, Красная Армия гнала английских интервентов с нашего Севера.
— И что? — откликается тот.
— В нашем-то положении чего с покойниками возиться, с чужими? Чего выпендриваться?.. Уверяю, сей факт историей не будет отмечен...
— Я в этом и не сомневаюсь. Но только мы ведь это делаем не для истории! — резко отвечает Сарматов и отворачивается от Савелова.
— Группа, равняйсь! Смирно! — командует майор.
Американский полковник, которому все же удалось сесть, хотя было видно, что это доставляет ему мучения, с удивлением смотрит на застывших в строю с оружием в руках бородатых, в изодранной одежде бойцов.