Сармат. Смерть поправший

Звягинцев Александр Григорьевич

— А не поменять ли нам, дядько Трохим, к обоюдной выгоде твой «прэзэнт» на горилку с салом? — предложил один из приезжих.

— Цэ нэ можно, у магазини горилки нэма, — уныло ответил милиционер и, спотыкаясь на ватных ногах, направился к мотоциклу, стоящему за будкой. — Пойду, хлопцы, до села, може, у бабкы Ганны зараз самогону нашукаю. Гарный будэ самогон.

— Поезжай, поезжай, — согласился старший и выхватил из его рук жезл. — А палку оставь нам, на всякий случай.

— Який случай? — вскричал тот. — Бэз мэнэ, хлопци, нэ можно!

— Не ментовской жопе

«Контору» учить! — толкнул его в спину главный. — Езжай, езжай и без самогону не возвращайся!

Мотоцикл милицейского сержанта разразился громкой пулеметной дробью, и, когда она затихла за бугром, старший взялся за рацию:

— Первый, докладывает пятый. Объект не появлялся. Нет, нет, инспектор ГАИ регистрирует все машины с зарубежными номерами и фамилии их владельцев.

— Пятый, я первый, по сложившейся обстановке задача усложняется: в случае появления у тебя красной «девятки» КИА 26-36, проследи направление ее движения.

— Понял, первый!

— Исполняй, пятый.

— Есть исполнять, первый!

* * *

Летит и стелется под колеса машины асфальтовая дорога. Желтые краски степной крымской осени быстро сменяются желто-серыми красками щетинящегося на угорах, разбеленного сизой изморосью жнивья. Нависшие над дорогой рваные низкие облака гонят впереди себя из северных краев запоздалые стаи перелетных птиц и грозятся вот-вот опрокинуться на землю первым снегом.

В салоне машины непрерывно звучит немецкая классическая музыка: Баха сменяет Гендель, потом Бетховен и Вагнер.

— Постарались ребята! — отметил Савелов. — Подобрали по легенде все немецкое, комар носа не подточит. А вы, милая фрау, какую музыку предпочитаете? — кинул он взгляд на Урсулу, баюкающую на коленях малыша.

— Мы с Зишкой предпочитаем Грига — «Пер Гюнт».

— С кем, с кем?..

— Зигфридом. А по-домашнему я его буду звать Зишка.

— А-а-а! — улыбнулся Савелов и, подавляя внезапно навалившуюся тоску по Платошке, тряхнул головой: — «Весна пройдет, зима придет, увянут все цветы, но ты ко мне вернешься, но ты ко мне вернешься, мне сердце говорит...» Нет, милая фрау, для меня Григ слишком сладок... Мне подавай Бетховена, на худой конец, Мусоргского или Шостаковича.

— У вас трагический склад характера?

— Вряд ли... Просто есть понимание хрупкости человеческой жизни при тектонических разломах истории.

— К сожалению, это так, — согласилась Урсула. — Ни в чем не повинным русским немцам пришлось платить безумную цену за безумие нацистов и Гитлера в Германии. А тектонические разломы русской истории... От них-то я хочу навсегда увести сына на его историческую родину. Вы осуждаете меня за это?

— Не осуждаю. И чем смогу помогу вам в этом мероприятии.

— А я вам... Чем смогу...

— Как вас угораздило попасть в «Контору»?!

— Понимаю, начальник хочет все знать о подчиненном?

— Не все. В женщине всегда должна оставаться тайна.

Она улыбнулась, оценив его слова, и ровным тоном ответила на вопрос:

— Еще на первом курсе Донецкого университета увлеклась компьютерным программированием.

Пауль тогда служил в Севастополе, после защиты диплома уехала к нему. Поженились. Появился сын. Зарплаты Пауля не хватало. Ребята из «Конторы», школьные друзья Пауля, предложили работу по специальности у них. По совместительству еще освоила профессию шифровальщика.

— Работа была интересной?

— В роковые тайны меня не посвящали, да и роль Мата Хари не для меня...

— А в моральном плане?

— В моральном?.. Мы, немцы, — прагматики: есть государство — должны быть и институты защиты его безопасности...

— А мораль этих институтов такова, какова мораль государства, — зло продолжил Савелов.

— Нечестно мораль коррумпированных правителей государства переносить на мораль его народа.

— О, да вы действительно патриотка России!..

— У вас будет возможность убедиться в этом.

«Занятная особа, — подумал Савелов. — То ли, обладая актерским даром, хорошо овладела амплуа патриотки, то ли получила приказ Толмачева охмурить меня, чтобы потом контролировать каждый мой шаг в ее чертовом фатерлянде. Если так, то аплодирую выбору Толмачева — в шарме, воспитанности и наблюдательности его рыжей красотке не откажешь».

Мелькнул перекресток с указателем поворотов на Мелитополь и Одессу, и сразу за ним «БМВ» врезался в стену густого снегопада. Предсказание старого татарина-виноградаря полностью сбылось. Хлопья пушистого снега моментально забили стекла машины так, что щетки не успевали его смахивать. Сколько бы не всматривался Савелов в снежную замять, дорога становилась почти неразличимой.

— Свалимся в кювет, — прижала к себе малыша Урсула. — Может, переждем на обочине?

— На обочине в нас кто-нибудь врежется. К тому же, я уверен, что нас уже ищут по всему Крыму и прилегающим к нему территориям, — вглядываясь в сплошную снежную круговерть, возразил Савелов.

— Кто нас может искать?

— Те, кто поставили в машину мину и радиоантенну. Не получая от спутника информацию о нашем маршруте, они, как тараканы, уже шныряют по всем дорогам.

Однако снегопад все усиливался. Положение становилось безвыходным. Заметив уходящий в сторону от трассы грунтовый съезд, Савелову ничего не оставалось, как направить в него машину. За поворотом грунтовки тянулась сплошная стена неубранной кукурузы. Развернувшись, он вплотную прижал к ней машину и выключил габаритные огни.

— Поспите, — посоветовала Урсула. — Снегопад закончится, я разбужу вас.

Он кивнул и, прежде чем закрыть глаза, успел заметить, что на трассе в мельтешении снега промелькнул быстро удаляющийся тусклый свет автомобильных фар.

— Сумасшедший! — поежилась Урсула. — Гонит, будто жить надоело!..

Через несколько минут на трассе вновь промелькнули фары и синие проблесковые маяки трех идущих в том же направлении машин.

«Наверное, какая-нибудь обкомовская шишка в сопровождении милиции в Киев на совещание торопится, — закрывая глаза, подумал Савелов и скомандовал себе: — Ввиду нештатной ситуации, спать, спать!»