Саша Чекалин
Шрифт:
Ребята теперь часто уходили рыбачить на Оку.
— Пойдем с нами на рыбалку, — приглашали он Наташу.
— Вот еще… — Наташа смеялась. — Тоже занятие мерзнуть ночью на берегу реки…
— Наташенька! — шутил заядлый рыболов Егор Астахов. — Хочешь, я на колени встану?..
Был он в одно и то же время и грубый и ласковый. Саше не нравились его шутки. Так настойчиво, безотвязно приглашать, как Егор, он не умел и удивлялся, откуда порой бралось у сдержанного, немногословного Егора такое бесшабашное ухарство.
Из дома рыболовы уходили с вечера. Ночь проводили
Ночная тишина располагала к откровенности. Тут за костром ребята узнали, как Егору Астахову трудно жить и ладить с отцом, торговавшим в пивном ларьке.
— У него одно только на уме — деньги… — жаловался Егор.
Володя Малышев мечтал о великих и необыкновенных делах, которые ему предстоит совершить. Вася Гвоздев сочинял разные веселые небылицы, на которые он был большой мастер. А Саша ничем в эти минуты не выделялся среди ребят. Любил он молчать и слушать, когда остальных тянуло на разговоры. Незаметно проходило время. Перед рассветом все чаще слышались всплески на реке.
— Ишь как щуки жируют, — шептались ребята, расходясь по прибрежным мокрым от росы кустам.
Притаившись в удобном месте с острогой в руке, рыболовы следили, когда поблизости всплеснет водя и на поверхности мелькнет черпая спина речной хищницы. Тут уж удача зависела от зоркого глаза и ловкости руки, державшей острогу.
На рассвете, когда в городе было удивительно тихо, ребята с добычей расходились по домам. А днем снова встречались на реке. Разноголосый шум стоял над берегом. Ребята уходили далеко от города, переплывали на противоположный берег на свое любимое место, где у кустов вода была особенно прозрачная, а дно песчаное, с мелкими камешками, над которыми серебристыми табунками резвилась мелкая шустрая рыбешка.
Как ни хорошо было в городе среди новых друзей, не забывал Саша и Песковатское. Порой его неудержимо тянуло в родные места, где прошло его детство, где каждое дерево, каждый кустик был знаком-перезнаком и чем-то напоминал прежнее, пережитое. Иногда он там задерживался по нескольку дней.
Вернувшись домой, рассказывал об увиденном:
— Вот бычина-то стал Мартик! Рога крутые, взгляд огневой… Узнал меня.
И в самом деле, Мартик узнавал своего старого хозяина. Бык неторопливо и важно подходил к Саше, клал свою массивную лобастую голову ему на плечо, Добродушно жмурился, стремясь лизнуть Сашу в лицо теплым шершавым языком.
В последний день декабря 1940 года в школе шли приготовления к встрече Нового года. Привезли елку — высокую, пышную. Трое десятиклассников с трудом протащили ее в двери, а устанавливать ее посредине зала собралось человек десять во главе с Егором.
Саша озабоченно носился по школе, покрикивая на ребят. Его выбрали в комиссию по организации новогоднего вечера-маскарада. Времени было в обрез, а еще столько оставалось сделать! Саше казалось, что все идет медленнее и не так, как нужно. Вот, например, до сих пор не готовы разноцветные флажки для украшения зала, а пора бы уже их развешивать.
— Ты где был? — набросился он на появившегося в дверях Васю Гвоздева, ответственного за флажки.
Вася молча протянул сверток в газетной бумаге, из которого высовывались разноцветные уголки флажков. Наконец-то! Саша огляделся, прикидывая, как лучше развешивать нити с флажками.
— Соображай сам… — предложил он Васе и помчался к старшеклассникам подключать электропроводку к елке.
Членов комиссии то и дело разыскивали и тащили к себе. Володя Малышев спрашивал, где лучше повесить новогодний номер газеты. Кому-то требовалось срочно найти шпагат для хвойных гирлянд. Другие спрашивали, где лучше устанавливать помост для оркестра…
Только вечером Саша прибежал домой. Наскоро пообедав, он заторопился обратно.
Дома между тем тоже шли приготовления к встрече Нового года. Чекалины ждали гостей: брата Павла Николаевича — дядю Митю с женой.
Витюшку мучило любопытство, в каком костюме пойдет Саша на новогодний маскарад. Но Саша отмалчивался.
Приглашенные на маскарад стали собираться в школу к одиннадцати часам. Дежурные с белыми повязками на рукаве строго следили, чтобы никто не прошел без маски. Исключение допускалось только для учителей.
Гремел духовой оркестр. Разноцветными огнями сияла разряженная елка. В воздухе стоял тот особенный запах хвои и еловой смолы, который приносит с собой новогодний праздник.
Кого только не было сегодня в зале! Словно ожили и сошли со страниц произведений Пушкина, Лермонтова, Гоголя любимые герои. Были здесь и Ленский, и Онегин, и Татьяна, и Печорин, и Хлестаков… Были моряки, клоуны, испанцы, украинцы. Сколько выдумки в их ярких костюмах! Вот появился мрачный и черный, как привидение, монах, но, почувствовав себя неловко в шумной толпе веселых, жизнерадостных масок, он исчез. Не без труда ребята разгадали в монахе Егора Астахова. Обратно на вечер Егор не вернулся.
Скромно прохаживался в стороне молодой военный и ярко начищенных хромовых сапогах, в гимнастерке, перетянутой ремнями. На петлицах гимнастерки поблескивали по три малиновых кубика. Плотная черная полумаска закрывала его лицо.
— А я вас знаю! — прозвучал за спиной офицера приглушенный девичий голос.
— Откуда знаете? — тоже полушепотом спросил офицер, обернувшись.
Незнакомка была одета скромно — в черный шерстяной костюм с белым отложным воротничком. Из прорезей маски глядели Наташины глаза.
Да и голос был… Наташин, который он мог отличить из сотни других.
— Издалека приехали в наши края? — лукаво спрашивала незнакомка. — И надолго?.. Может быть, насовсем?
Не выдержав, оба рассмеялись.
— Наташа!..
— Шурик!..
И, взявшись за руки, пошли танцевать.
Кружились пары.
Играл оркестр.
Куда-то вдаль уплывали огни на елке.
— А я ждала тебя… — созналась Наташа.
— И я тебя ждал… — Саша тоже был откровенен.
Как хороша ты, юность, когда кругом свои и в твоей ладони рука задушевного друга!