Сатанизм. История, мировоззрение, культ
Шрифт:
С нашей точки зрения, стремление А. Дугина, говоря словами А. Кураева – «переварить Православие в каббалистику»,399 является в сложившихся условиях вполне конструктивным решением проблемы адаптации Русского Православия к реальностям наступающей ныне «равноденственной бури» - переходного периода от эона Озириса (эры Рыб), к эону Гора (эре Водолея). Более того, мы полагаем, что только в таком «переваренном в каббалистику» виде, Русское Православие сможет «жить и побеждать» в современном мире.
Сам же А. Кураев пишет не только о недееспособности современной православной Церкви, но и об уныло-пессимистическом восприятии Церковью своего будущего: «Не надо очаровываться Церковью (земной Церковью – ибо о
Отчего-то в 90-х годах, на исходе ХХ столетия, уже выйдя из полосы гонений, мы где-то потеряли Православие. Произошла революция унылых пессимистов».400
Удивляться здесь нечему: как отмечал великий мистик-визионер Даниил Андреев - «Православие, как учение и практика, сформировалось, в основном, еще в Византии, на давно минованных стадиях общего культурного сознания. Естественно, что оно не могло и впоследствии освободиться от некоторого архаического примитивизма, от известной узости и тесноты культурного сознания и общественного мышления. Этот тип сознания и мышления должен был уступить главенствующую роль новому типу мышления и сознания - тому, который возвещался художественными гениями и наиболее глубокими талантами России, превращаясь через них в новый исторический фактор первостепенной важности…
Год за годом церковь все более отстает от требований и запросов быстро меняющихся эпох, причем это отставание даже возводится в некий принцип: церковная иерархия смотрит на себя как на хранительницу незыблемых и исчерпывающих истин, независимых от смены времен и человеческих психологий. Но так как этот взгляд не подкрепляется ни безупречностью жизни самих пастырей, ни интенсивностью их духовного делания, ни мудрыми их ответствованиями на порожденные новыми эпохами вопросы социальные, политические или философские, то авторитет и значение церкви стремительно падают. Последние духовные усилия со стороны церкви вызываются бурей Революции. Выдвигается целый ряд безымянных героев и мучеников; с окончанием их жизненных путей творческий дух оставляет православную церковь еще более, и, став игралищем в руках дипломатствующих политиков, руководство восточнохристианской общины превращается в пособника и в орудие антирелигиозного государства.
Но по мере того как церковь утрачивала значение духовной водительницы общества, выдвигалась новая инстанция, на которую перелагался этот долг и которая, в лице крупнейших своих представителей, этот долг отчетливо осознавала. Инстанция эта - вестничество.
Вестник - это тот, кто, будучи вдохновляем даймоном, дает людям почувствовать сквозь образы искусства в широком смысле этого слова высшую правду и свет, льющиеся из миров иных. Пророчество и вестничество - понятия близкие, но не совпадающие. Вестник действует только через искусство; пророк может осуществлять свою миссию и другими путями - через устное проповедничество, через религиозную философию, даже через образ всей своей жизни. С другой стороны, понятие вестничества близко к понятию художественной гениальности, но не совпадает также и с ним. Гениальность есть высшая степень художественной одаренности. И большинство гениев были в то же время вестниками - в большей или меньшей степени, - но, однако, далеко не все. Кроме того, многие вестники обладали не художественной гениальностью, а только талантом».401
Е. П. Блаватская была права, когда подчёркивала:
Беспардонная, на грани скандальности, критика диаконом А. Кураевым лишь «популяризированных» форм эзотеризма, таких как теософия Елены Блаватской и «Агни-Йога» Елены Рерих,403 ставит его в положение хулиганистого шалопая, дёргающего за косички прилежных школьниц, которого всерьёз взрослые люди не воспринимают.
О каком серьёзном отношении здесь можно вести речь, если даже такого православного писателя, как Ф. М. Достоевский, диакон А. Кураев обвиняет в «языческих» поползновениях, хотя и с «реверансом» в его сторону: «Язычеством мы расплачиваемся за антропологический минимализм, столь поразительно высказавший себя в знаменитых словах Достоевского: «Здесь диавол с Богом борются и поле битвы – сердца людей».404 Человек тут оказывается пустышкой, просто полем битвы, по которому топчутся враждующие стороны. От него как будто ничего не зависит, да и не понятно – зачем ради пустого поля такое сражение.
Вероятно, у Достоевского это просто неудачная фраза. О безмерности и богатстве человеческой души у него сказано весьма много».405
Однако А. Кураев, в своём «антиязыческом» раже – здесь явно перегнул палку. Тем более, что он сам же и подчёркивает: «Уже в Ветхом Завете вполне ясно возвещалось, что лишь пришествие Бога в сердце человека может заставить его забыть все былые несчастья. Собственно, у Бога только два места обитания: «Я живу на высоте небес, и также с сокрушенными и смиренными духом, чтобы оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных» (Ис. 57,15)».406 То есть, сердце человека, по христианским представлениям, действительно, является полем битвы между Добром и Злом - Богом и Дьяволом.
И знаменитая фраза Ф. М. Достоевского, из его романа «Братья Карамазовы», перекликается, в первую очередь, вовсе не с «языческими» изречениями, а с известными словами Мартина Лютера – одного из основоположников протестантизма: «Человеческая воля, говорит Лютер, находится посредине между Богом и сатаною: «если вселится в человеческую волю Бог, она хочет и шествует, как хочет Бог», «если вселится сатана, хочет и шествует, как хочет сатана, и не от ее решения зависит, к какому обитателю идти или кого из них искать, но сами эти обитатели спорят за обладание и владение ею».407 (Курсив – С. Панкина).
Хотя мы и не считаем протестантизм полноценной религией, а рассматриваем его, вслед за Рене Генон, в качестве квазихристианской секты, разрушающей христианство изнутри,408 но формально, протестантизм всё-таки относится к христианству, а не к «язычеству».
Так что Ф. М. Достоевского, если и можно здесь в чём-то упрекнуть, так это «в дрейфе», в сторону протестантских взглядов, но уж ни как не в «языческих» поползновениях, как это делает А. Кураев.
И при этом, сам же А. Кураев подчёркивает, что на его духовное становление оказал огромное влияние, именно Ф. М. Достоевский, и в первую очередь, его роман «Братья Карамазовы»: «На третьем курсе МГУ я всерьез заболел Достоевским. Книга, которая по-настоящему «перепахала» меня, - это «Братья Карамазовы». Я действительно болел ею. Две недели, пока читал, ничего, кроме нее в голове не было».409
В народе, о краснобаях, переливающих «из пустого в порожнее», ставящих хлёсткость речи выше её содержательности, говорят – «ради красного словца не пожалеет и отца». Диакон А. Кураев, «ради красного словца», не пожалел даже Ф. М. Достоевского, которого он сам же признает одним из своих «духовных отцов». Этот «блудный сын», не только не жаждет возврата «под родительский кровь» своего «духовного отца», но ещё и обвиняет его, фактически, в «языческой прелести». Избавь нас Бог, от таких «духовных восприемников».