Савва Мамонтов
Шрифт:
— И прекрасно!.. Вам суждена долгая жизнь. — Савва Иванович смеялся весело, искренне, без ужимок, без намека на скоморошество. — И коли все живы и совсем даже не покойники, отдадимся сегодня вечером «Вражьей силе», — объявил Савва Иванович. — Играет Серова, поет Мамонтов. Кто не играет и кто не поет — те слушают и аплодируют.
«Вражья сила» — третья, последняя опера Александра Николаевича Серова. Композитором Александр Николаевич стал поздно. За пятнадцать лет чиновничьей карьеры в Министерстве юстиции он достиг генеральского чина действительного статского советника и, страшно прогневив отца, вышел в отставку. Отец тоже был статским советником и
Чиновную службу Серов-младший оставил ради служения музыке. Музыке он служил ревностней, чем государю, и за пятнадцать лет успел написать двести пятьдесят семь статей. Критик он был беспощадный, резкость его суждений не знала меры и доходила до грубостей. Выражение «отделать по-серовски» стало нарицательным. От поучений и осмеяний Александр Николаевич перешел к делу и в 1862 году сочинил первую свою оперу «Юдифь». В год рождения сына Валентина, в 1865 году, появилась вторая опера «Рогнеда». Женился Александр Николаевич тоже очень поздно, в сорок три года, на ученице своей, семнадцатилетней Валентине Семеновне Бергман, крещеной еврейке без средств.
Ее родители были выходцами из Гамбурга, имели в Москве небольшой магазин и трех дочерей.
Последний акт «Вражьей силы» Серов не успел дописать, и оперу заканчивали композитор Н. Ф. Соловьев и Валентина Семеновна.
У многих русских композиторов не было академического музыкального образования. Александр Александрович Алябьев, автор бессмертного «Соловья», был гусаром, барином, тюремным сидельцем, ссыльным. Двадцати восьми лет от роду сочинил струнный квартет и в тридцать пять оперу «Лунная ночь, или Домовые». Серьезно занялся музыкой сорокалетним, в тобольской ссылке.
Алексей Николаевич Верстовский учился в Институте корпуса инженеров путей сообщения, служил в канцелярии московского генерал-губернатора.
Михаил Иванович Глинка — помощник секретаря Совета путей сообщения. Музыке учился в пансионе, брал уроки гармонии и контрапункта в Берлине у З. Дена. Музыкальную работу капельмейстера Придворной певческой капеллы получил в тридцать три года.
Александр Порфирьевич Бородин окончил Петербургскую медико-хирургическую академию, доктор медицины, химик с европейским именем, профессор, академик. Первые музыкальные произведения сочинил в двадцать девять лет.
Павел Иванович Бларамберг, друг Серова, — статистик Географического общества, он ранее Рубинштейна написал оперу «Демон», раньше Чайковского «Воеводу», а также «Марию Бургундскую», «Тушинцы» (опера ставилась в Большом театре), «Скоморохи», «Девицу-русалку», «Волну». Да ведь и сама Серова — автор пяти опер. Ее «Уриель Акоста» ставился в Москве, в Петербурге, в Киеве.
Цезарь Антонович Кюи — инженер-генерал, специалист по фортификации, профессор Военно-инженерной академии. Сочинять музыку начал в двадцать два года.
Модест Петрович Мусоргский играть на фортепьяно учился у матери, образование у него военное, закончил школу гвардейских подпрапорщиков, был произведен в офицеры, но служил в армии всего два года, а вот на статской провел всю жизнь; чиновник инженерного департамента, лесного, государственного контроля.
Римский-Корсаков — морской офицер.
Такая плеяда талантов, и все учились музыке дома да у частных учителей. Впрочем, Петербургская консерватория была организована только в 1862 году. Не доверяя этому молодому учебному заведению, Антону Рубинштейну и Зарембе, Серов считал, что учиться в консерватории вредно.
И у него было
За ужином Валентина Семеновна пыталась обратить Савву Ивановича в серовскую семейную веру. Музыкальным богом Серовых был Вагнер. Александр Николаевич видел в Вагнере три ипостаси гения. Он называл Рихарда Вагнера первым мыслителем, первым поэтом и первым музыкантом своего времени.
— В Люцерне, у Вагнера, — вспоминала Валентина Семеновна, — мы засиживались допоздна, Тоша сидел вот так же, мышонком. Разговоры иногда были очень сложные, многочасовые, но они никогда не смаривали Тошу. Наоборот, чем жарче шел спор, тем острее сверкали глазенки. Ты помнишь Вагнера, милый?
Мальчик кивнул головой.
— Вагнер, глядя на Тошу, однажды сказал: «Да, эти русские имеют в себе невероятную энергию…» Уж не знаю, почему маэстро окрестил способность маленького мальчика сидеть и слушать — энергией, но Тоша поразил его. И не раз.
— Вагнер был прав, — сказал Савва Иванович. — Молчать, вбирая в себя, — это чисто русское качество, природное. Если бы нам только позволили молчать и слушать, мы бы давно превзошли все страны мира. Беда в том, что нас вынуждают отвечать на вопросы, а начав говорить, мы говорим, говорим и забалтываем большие дела, малые, великие… Потом находим себя на обочине старой, заброшенной всеми дороги. Это как в «Заколдованном месте» Гоголя.
— Не очень поняла, о чем это вы, — сказала Валентина Семеновна.
— Так, вообще, — усмехнулся Савва Иванович. — А каков Вагнер в общежитии?
— Хороший, думающий о своих знакомых человек. Не холодный. Однажды мы были приглашены к Рихарду на обед и опоздали до неприличия. Жили на высокой горе, Тоша спустился раньше нас и пропал. Кинулись искать — нет ни в городе, ни в парке, вернулись домой, а он на осле въехал обратно на гору и на нас — ноль внимания. Ни в какую не хотел расстаться с ослом! Только ради Евы и покинул своего ушастого друга. Дочка Вагнера была настоящая немочка, румяная, златокудрая. У них была игра с Тошей. Она держала собаку, которую звали Рус, а Тоша забирался на собаку и ездил. — Валентина Семеновна спохватилась: — Простите, что отвлеклась, но вот что могу прибавить к портрету Вагнера. Однажды он ужасно на кого-то рассердился и сказал: «Как много ослов в мире!» И тотчас погладил Тошу по голове: «Тебе-то они милы, мой юноша». Не забыл ослиного приключения… Когда Александр Николаевич умер, Вагнер признался в одном из писем, что дружба с Серовым была для него достоянием всей его жизни. Серов был верен Вагнеру. Во время гастролей Рихарда в Петербурге Александр Николаевич хлопотал о точности переводов арий, которые были выбраны для исполнения, искал подходящих певцов, музыкантов… Знаете, что сказал Вагнер о проникновении Серова в его, вагнеровскую, музыку: «Все мои стремления он понимал с такой ясностью, что нам оставалось беседовать только в шутливом тоне, так как в серьезных вопросах мы были с ним одного мнения».
Но Савва Мамонтов был далек от Вагнера и не воспринимал его музыку.
— Валькирии, Нибелунги, Бог с ним, с Вагнером, с немцами. — Савва Иванович пожал плечами. — Далеко это от меня. Кстати, в «Юдифи» у Серова увлечение Вагнером проглядывает там и сям. И потому давайте исполним «Вражью силу». Здесь Серов вполне Серов, без оглядки на своего кумира.
Вечер удался. Валентина Семеновна играла вдохновенно, Савва Иванович вдохновенно пел, а Тоша вдохновенно слушал. Это порадовало Валентину Семеновну. Она не узнавала сына. Ей казалось, что мальчик совершенно потерялся на абрамцевском приволье. За четыре дня он ни разу не потянулся к своему альбомчику. Городки, горелки, рыбалка, сражения, прятки…