Саймон Холодное Сердце (Испытание любовью) (др. перевод)
Шрифт:
– Милор’, милор’,– залепетал он, сильно побледнев, – применять силу к женщине – это… это нельзя.
– К ведьме – можно, – оборвал его Саймон. – Если я не найду сэра Алана живым и невредимым, я уничтожу эту амазонку.
По телу шевалье пробежала дрожь. Одна из фрейлин от ужаса громко зарыдала.
Саймон перевел взгляд вниз, на гордое лицо графини, и увидел в ее глазах выражение дерзкой смелости и презрения.
– Тех шестерых детей, мадам, мой капитан держит под надежной
Помимо воли у нее дрогнули веки. Саймон видел, как судорожно подергиваются мышцы у нее на горле.
– Вы не посмеете!
Саймон усмехнулся.
– Откажитесь приказать вашим людям подчиниться мне, мадам, – увидите тогда, на что я решусь.
– Негодяй! – швырнула она ему в лицо, задыхаясь от злости. – Детей убивать! Какая же ты дрянь!
– Нет, не я, вы станете их убийцей, мадам.
– Сначала я убью Алана Монтлиса! Анри де Малинкур, – и ярости крикнула она, – идите и убейте этого пленного англичанина Алана!
– Да, идите, – сказал Саймон.
Под острием меча проступило маленькое красное пятно, но графиня Маргарет не уклонялась от меча. Она лишь нетерпеливо топнула ногой.
– Идите, я сказала!
Тот, кому это было сказано, нерешительно переминался с ноги на ногу.
– Мадам, – виновато и умоляюще сказал он, – я не могу…
– Трус! Кто исполнит мой приказ? Не смейте больше называть меня вашей госпожой, если отказываетесь повиноваться мне!
Шевалье поднял дрожащую руку.
– Ради Бога, не надо. Милор’, это дело мужчин. Пощадите мою кузину.
Саймон еще сильнее сжал запястье мадам Маргарет, вынудив ее прикусить губу от боли.
– Прикажи людям – пусть поклянутся Богом подчиняться тебе, – сказал он.
– Сначала ты убьешь меня! – сквозь стиснутые зубы ответила она.
– Подумай о своих людях, о детях Бельреми.
Маргарет смотрела в его свирепые глаза, словно пыталась проникнуть в его мысли и не могла этого сделать.
– Ты хочешь разжалобить меня, чтобы я уступила!
– Видит Бог, у меня этого и в мыслях не было. Откуда в тебе взяться жалости? Не ты ли нарушила перемирие?
Разъяренная, как тигрица, она еще раз обратилась к мужчинам, как будто вросшим в пол.
– Вас десять, а он один! Думаете, он посмеет убить меня? Схватите его, я приказываю!
Меч чуть глубже впился в ее грудь, и красное пятно под его острием начало растекаться.
Взгляд шевалье перебегал с лица Саймона на лицо Маргарет, и всякое подобие высокомерия улетучилось из них. Наконец он шагнул к леди Маргарет.
– Кузина, ты должна уступить! Умоляю тебя, не будь такой упрямой, это глупо.
– Уступить? Этому английскому извергу? О!
– Будьте благоразумны и послушайтесь своего кузена, – сказал Саймон. – Даю вам одну минуту на размышления, а потом – не взыщите!
– Ты сам выносишь себе приговор! – вскричала Маргарет. – Стоит мне пальцем шевельнуть, как десять человек нападут на тебя.
– Это бесполезно, – сказал Саймон. – Если меня убьют, завтра к восходу солнца в городе не останется ни одного живого француза. В вашем распоряжении минута, мадам. Думайте.
Шевалье всплеснул руками:
– Кузина, ты сошла с ума. Я вынужден объявить себя регентом ввиду твоего безумия. Кто из присутствующих здесь откажется признать меня своим сеньором?
В ответ прозвучала негромкая разноголосица, означавшая согласие.
– В таком случае я подчиняюсь вам, милор’, от имени графини Маргарет.
– Нет, никогда! – воскликнула графиня, резко подавшись вперед.
Опоздай Саймон хоть на мгновение отдернуть меч назад, и графиня Маргарет нашла бы свою смерть.
Саймон небрежно поклонился шевалье:
– Клянетесь ли вы перед Богом не прибегать к насилию и обструкции ни теперь, ни впоследствии?
Шевалье грыз ногти, лихорадочно ища выхода из положения и с ненавистью поглядывая на Саймона.
– Клянусь перед Богом не прибегать ни к насилию, ни к обструкции ни теперь, ни впоследствии.
– И за ваших людей?
– И за моих людей.
– Так. А теперь, мадам, вы отведете меня к сэру Алану Монтлису. Эти господа пойдут впереди нас, – отрывисто проговорил Саймон.
– Милор’! – побледнев от злости, воскликнул шевалье. – Это необходимо? Причем тут моя кузина? Я же дал вам клятву!
– Ваша кузина нужнее мне, чем клятва, потому что благодаря ей вы и дали мне клятву, – ответил Саймон.
В шевалье бурлило чувство оскорбленного достоинства.
– Вы, кажется, не доверяете нам, сэр?
Зеленовато-синие глаза Саймона сузились:
– Любезный сеньор, я был бы слишком глуп, если бы поверил нашему слову.
Рука шевалье непроизвольно легла на рукоять меча.
– Вы ответите мне за это оскорбление, – засопел он.
– Когда я пришел сюда, я был один, как того желала графини, согласно условиям перемирия, – холодно произнес Саймон. – Таково было ее слово. Но вдруг здесь, в этом зале графиня – и все вы – соблаговолили забыть условия перемирия. Вы угрожали силою мне, тому, кого сами же и позвали. Я честно сражаюсь с неприятелем, когда могу, сэр, но если враг сражается со мной нечестно, я бью врага его же оружием, и тогда становится не до рыцарства. Ведите меня, сеньор шевалье.