Сажа
Шрифт:
– Ну я же предупредил, дит патрулирующий, он со мной! – воскликнул доктор.
– Не меня Вы предупреждали! – крикнул тот, что тыкал в меня дулом.
– Вы сказали, он тут по работе. Где разрешение? – спросил патрульный, стоявший у доктора.
– По работе, – заступался он. – Келд, дай сюда направление от его начальства.
Извозчик полез в машину, достал оттуда бумагу и отдал одному из патрульных. Тот прочитал, медленно простучал своей подошвой, подходя ко мне, и ленно скомандовал «убрать оружие». После того, как они сделали пару шагов назад, я встал. Грудь и спина жутко болели, а по пальцам стекала кровь – видимо, сильно я приложился локтём. Доктор и патрульные мило прощались: «Доброй дороги, дит», «и Вам дит», аж мерзко стало. Зато непривычное равноправие – каждый каждому дит, никого выше, никого ниже. Только законники
Я ни на секунду не отвлекался от переднего окна, в предвкушении нового, не известного мне мира. И вот он, предстал. В огромном светлом пятне огней начал вырисовываться кучный город, посередине могучего леса. Справа и слева от меня быстро улетали назад из-за скорости высокие тёмные деревья, с листвой до самых корней. Я ни разу не видел таких густых лесов и таких больших деревьев. Дорога, по которой мы ехали, вела только прямо, к возвышающемуся прекрасному городу. Я слегка привстал с сиденья, уткнувшись вдаль. Доктор говорил что-то про заграницу, про то, что немногие выезжали на юг, про то, что у них теплее, светлее и в сутках не 14 часов, что темнеет у них лишь на 4 часа, так же, как у нас светлеет. Что-то про сладкую еду, смуглых девушек и юношей, про отдых, счастье и про что-то ещё, забыл, но всё это в тот момент мне было не важно. Пока доктор увлечённо болтал за сигаретой, оправдывая мою молчаливость воспитанностью, автовоз уже заехал на нарядные улицы сверкающего города. К этому моменту уже окончательно стемнело везде, но не на протяженных дорогах первого района. Двигались мы не спеша, и я успел рассмотреть всё детально: чистые каменные улицы, горящие магическим светом вывески магазинов ароматных вод, дорогой одежды и различных побрякушек, в которых я не разбирался. По мощёным тротуарам волочили свои ноги толстые чищенные перваки, держа под руку своих пухлых дам. Всюду поднимался дым от красочных сигарет, наполняя и до того сладкий воздух своими приторными ароматами. Смех и музыка раздавались из разных углов, отчего пол в машине слегка дребезжал. Недалеко от нас, впереди на тротуаре, стоял пьедестал, на котором резво танцевали пышные дамы, бросая вперёд свои габаритные ноги. Округлые фигуры здесь почитались, и это был не секрет – чем толще кавалер или дама, тем толще его или её кошелёк. Шофёр два или три раза повернул на дорогах, пока мы ехали, и в итоге пустил автовоз по серпантину в небольшую гору, оставляя праздничные улицы с их праздными обитателями позади.
Гул музыки совсем угас, вокруг снова стало темно, и лишь свет шатающегося автовозного фонаря прыгал по кочкам. Но заскучать в мягком сиденье я не успел, поскольку мы остановились и мне приказали вылезать. Вывалив своё тело из автовоза, я крепко захлопнул за собой дверь кровавой рукой, развернулся, и… и снова встал на месте – передо мной оказался роскошный трёхэтажный дом, в каждом окне которого горел свет, а вокруг меня расположился прекрасный просторный сад. Слева – небольшая рощица низеньких кустов и если мои знания верны, это была липица. Справа, чуть сзади находились фонтаны, горящие фонарики и лавочки из дерева и камня. Немножко присмотревшись к слабоосвещённым огнём фонтанам, я понял, что они представляют собой героев до боли знакомых историй. Мне казалось, я уже видел эти сюжеты или слышал о них. Будто бы я их пережил. Точно!
– Дит Вильсман, – обратился я. – А вон та статуя в фонтане, где девушка замахнулась киркой на странную сморщенную зелёную губку – это, случайно, не сказка о героине Гутрун, которая повергла своей рабочей киркой сердце гадкого хитрого чудовища?
Он обернулся и взглянул на скульптуру.
– Нет. Это одна из величайших книг всех районов – «Сажа под ногтями королевы». Вряд ли ты слышал, а уж тем более читал. Но сюжет там схож с той хернёй, что ты мне сейчас поведал. В общем, старый – престарый писатель-первак Альвисс Гат, имя которого теперь носит целая улица, придумал историю, в которой королева решила поднять третий район и опустить первый, считая, что их работа ценнее нашей. Счастливое было время, цензуры ещё не было и искусство могло выражать любую мысль и ставить любой вопрос, даже самый херовый, выполняя своё прямое предназначение. Вот в этой
– Я понял, дит. Видимо, как-то в наш район эта история перекочевала с ходом времени. Ещё бы, рабочий побеждает думающего. А как у вас в районе это произведение стало популярно? Разве оно не вызывает агрессию и злость, обиду, ненависть?
– Вовсе нет, – прохрипел доктор. – Поперёк глотки уже стоят эти рассказы о побегах, военных, сыщиках, о любви и так далее. Слишком много хороших концов. Я, уже не открывая книги, знаю, что всё в итоге будет отлично. В жизни совсем не так.
– И это Вы говорите о плохой жизни, дит Вильсман? – разозлился я. – Знаете, вот у нас популярны сказки и легенды с хорошими концами, потому что мы – надеемся и сила нашей веры велика. А Вы просто сдались, привыкнув, что всё подают прямо под нос.
Я тут же замолчал, а доктор Вильсман вытащил из внутреннего кармана увесистую красную флягу, глотнул из неё и метнул мне её в голову, попав в нос и скулу.
– Заткнись и иди в дом, сопляк.
Мне ничего не оставалось, кроме как следовать приказу, и я двинулся в дом, приложив окровавленную руку к носу и ступая за доктором. Внутри оказалось тепло, уютно и светло. Всюду были развешаны картины, мимо ходили худые девушки и мужчины в фартуках – занимались бытовой суматохой. На звук открывающейся двери сразу выбежали два ребёнка: пухленькая девчушка и толстый-претолстый мальчуган, явно являющийся старшим из детей. Девочка была чуть выше колена доктора и сразу обхватила папину ногу, а Вильсман младший уткнулся своей головой в пузо отца. Доктор немножко пообнимал детей и легким шлепком по попам отправил их обратно в комнату. После чего он развернулся, выхватил одного из служащих и что-то приказал ему, ну а я всё это время пытался заглушить пульсирующую головную боль.
– Значит так, – подошёл он ко мне. – Сейчас тебя отведут на крышу и покажут дыру. Там сейчас уже прибрались, так что твоё дело простое – сделай всё качественно, а потом вали отсюда.
Он развернулся и громко дыша, проследовал вдоль коридора, правой рукой разглаживая складки одежды на круглом животе. Вскоре после его ухода, в коридоре появилась черноволосая девушка с острым носиком. В руках у служанки был лёд, обёрнутый в полотенце. Она протянула его мне, сказав, что это приказ, и я должен приложить свёрток ко лбу. После чего она сразу двинулась по коридору, в воздушном пространстве которого ещё дрейфовал горький шлейф докторского одеколона.
Я двинулся за ней, наблюдая за изящными движениями её стройных ножек. Здесь она была абсолютно не вожделенной особой – худенькая, без торчащего вперед живота, с аккуратной попой и милым изгибом талии.
– Девушка, – обратился я к ней.
– Я не намерена разговаривать, – ударила она по моему приступу доброты.
Спустя три лестничных пролёта, мы оказались на крыше, где на полу горело несколько тусклых фонариков. Служанка встала в углу, указала мне на пробоину в деревянной крыше и, сложив руки в замок на фартуке, уставилась на меня.
– Будете следить? – спросил я.
– Мне приказано.
Что ж, приказано, так приказано. Я поставил ведро с замазкой на пол, разложил инструменты на полу и принялся изучать щель в крыше. Сперва немного спилил края, смазал кизлерой, но они не почернели, как должны были, а покраснели.
– Это не крольница, – разрушил тишину я. – Это шевелла. Предыдущий мастер всё правильно сделал, только он не проверил информацию, которую ему дали. Они похожи, но. – Я остановился. – Не буду загружать тебя.
Я приступил к разведению замазки, как того и требовал рецепт работы с шевеллой.
– Слушай, – опять начал я. – А как такая симпатяга, как ты, попала в первый район? Я думал, переводы строго запрещены.
Я заметил, как она улыбнулась. В шуршании её ног, в переминании рук, в голосе.
– Я не должна разговаривать.
– Уже лучше, ведь недавно ты была не настроена. Но кроме нас тут никого нет, а мне куда приятнее будет работать под звучание твоего музыкального голоса.
Я сам не знал, зачем я несу эту похабщину, засыпая её глупыми комплиментами. Но, кажется, ей это нравилось.