Сбежавшее лето
Шрифт:
— Почему?
— Потому что все иммигранты бедняки,— снисходительно объяснил Саймон.— Это общеизвестно. Поэтому они сюда и едут.
— А вдруг он разбогател, с тех пор как приехал?
Саймон пожал плечами.
— Ты хочешь сказать, что Кришна врет?
— Не совсем. Скорее, врет его дядя.
— Не понимаю.
Саймон помолчал. Он ссутулился, засунул руки в карманы, нахмурил лоб. И сказал с расстановкой:
—
Но Мэри, которая лучше других должна была понимать справедливость его слов, возмутилась:
— Сам ты выдумываешь! Откуда тебе все это известно? Как тебе не стыдно! Я расскажу Кришне, что ты про него говоришь!
— И поступишь подло. Я ведь тебе это сказал по секрету.
Мэри посмотрела на него, встретила приветливый, честный, взволнованный взгляд, и ей стало стыдно.
— Вот почему ты сказал, что мы не можем послать письмо,— догадалась она.— Ты решил, что его дядя не живет по тому адресу, который он назвал, и побоялся, что письмо попадет в чужие руки?
Саймон огорченно кивнул.
— Именно такой адрес он и должен был сообщить. Он, наверное, думает, что в Лондоне все живут возле Бэкингемского дворца.
Саймон прав, думала Мэри. Во многих вещах он разбирается гораздо лучше нее. Но с другой стороны, квартира ее родителей была как раз недалеко от дворца, а они вовсе не принадлежали к числу очень богатых людей. Что же касается Бэкингем-пэлес-террас, то эта улица вполне могла оказаться и бедной...
— Можно съездить и посмотреть,— предложила она.— Я могу хоть завтра поехать в Лондон. В копилке у меня есть деньги, попрошу тетю Элис дать мне с собой поесть, скажу, что проведу весь день на пляже...
Саймон пнул камень ногой.
— Твоя поездка может оказаться и напрасной. Вдруг ты его не найдешь?
У него был такой расстроенный вид, он так беспокоился, так согнулся от обрушившейся на его плечи тяжести, что у Мэри лопнуло терпение:
— Если нет, тем хуже для него. Да не беспокойся ты, Саймон...
И Полли, которая остановилась их подождать и услышала ее слова, вдруг подтвердила:
— Беспокойное он существо, как говорит наша мама!
— Мама говорит, что непонятно, от кого он унаследовал эту черту,— добавила Аннабел.
Мэри тоже не
Стол был накрыт к обеду, но по нему ползал старший из младенцев и, хватая ножи и вилки, сбрасывал их со стола. Единственным, кто это заметил и кого это беспокоило, оказался Саймон, который снял младенца со стола и посадил в детский стульчик. Лицо у него при этом было сосредоточенно-хмурым. Он дал младенцу ложку, которой тот принялся громко стучать, а сам начал собирать разбросанные ножи и вилки. «Человеку аккуратному, который любит, когда вещи лежат на месте, в таком доме живется нелегко»,— подумала Мэри.
Ей же самой все это было очень по душе. Никто не велел ей пойти вымыть руки, никто не спросил, чем она занималась все утро. Поставили перед ней целую тарелку жареной свинины с овощами и продолжали весело, но неразборчиво кричать друг на друга, пока Саймон, поднявшись с места, не выключил радио.
— Вот так-то лучше,— заметил его отец.— Теперь хоть можно слышать самих себя.
— Молчание — золото,— добавила мама.
— И стоит недорого,— сказал Саймон.— Только повернуть выключатель, и все.
— А я и не заметила, что радио было включено,— удивилась мама Саймона.
Это была бледная, худенькая, миловидная женщина в переднике. Кого-то она напоминала, но кого, Мэри вспомнить не могла.
— Пока его не выключили,— расхохотался мистер Трампет.