Сбежавший нотариус

Шаветт Эжен

Как ловко Либуа ни запутывал следствие, все же его слова смутили Морера. Он устремил на художника тревожный взор. Либуа ответил ему взглядом, который словно говорил: «Устроим дело, свалив все на Генёка. В интересах госпожи Монжёз следует сделать так, чтобы правосудие не совало свой нос в прошлое ее мошенника отца».

Успокоив доктора, Либуа обернулся к следователю и жалобным тоном продолжил:

— Увы! За тестем последовал зять… День, когда Монжёз узнал об ужасном конце нотариуса Ренодена, должен был стать последним

днем его жизни. Его нет больше, потому что он сегодня утром узнал тайну Генёка.

— Только сегодня утром, говорите вы? Однако он читал письмо, которое я нашел в портмоне, — возразил следователь.

Либуа подошел к следователю и, встав прямо перед ним, проникновенно заметил:

— Милостивый государь, в ваших глазах, которые выдают вас, я вижу неординарный ум и великие способности. Ответьте же откровенно на мой вопрос.

С человеком, который говорит подобные слова, нельзя не быть любезным. Следователь польщенно произнес:

— Говорите.

— Когда вы прочли это письмо, в котором говорилось о трагической кончине Ренодена, что вы подумали?

— Я решил, что это первоапрельская шутка.

— Так считал и покойный маркиз. Но у него была собака, которая очень любила жареных уток. Она так часто воровала из его кухни, что маркиз, наконец, обрек ее на смерть. Сегодня утром Монжёз взял ружье, подкараулил собаку…

Тут Либуа остановился, решив пощадить слух Морера. Он указал следователю на доктора и спросил:

— Нужно ли этому господину слышать все то, что я могу еще сообщить вам?

— О, господин может удалиться, когда ему угодно. Я не намеревался задерживать его ни на минуту, — ответил следователь.

— В таком случае в добрый путь, милый доктор, — прибавил художник, вставая, чтобы проводить Морера.

Оставив следователя, они вышли в прихожую. Либуа прошептал:

— Путь избран, и мы не должны отступать. Теперь Генёк — убийца и похититель шестисот тысяч.

Морер, подталкиваемый художником, при последних словах Либуа остановился.

— Похититель шестисот тысяч! — повторил он. — Да разве вы не знаете?..

— После! После! — в нетерпении воскликнул художник. — Поезжайте и предупредите вдову маркиза. Вечером я присоединюсь к вам в Кланжи. — И, не желая ничего больше слышать, он затворил дверь перед носом доктора, умолявшего хозяина дома:

— Выслушайте! Выслушайте меня!

Спровадив таким образом Морера, Либуа вернулся в мастерскую.

«Что хотел сказать мне Морер? — спрашивал он себя, пока следователь записывал его показания. — Разве деньги не были украдены у Ренодена? Может быть, знаменитый реванш был как-то связан с этими шестьюстами тысячами?»

Между тем следователь перестал писать. Он поднял голову и напомнил художнику:

— Так вы говорили, что у маркиза была собака, которая очень любила жареных уток.

Либуа продолжал рассказ:

— Монжёз вздумал закопать ее в том месте, где, согласно вышеупомянутому письму, было зарыто тело Ренодена, и действительно обнаружил там труп. Он приехал в Париж, чтобы дать показания, но потерял драгоценное время, и Генёк нашел его. Вот и все, что я могу сообщить вам.

Следователь улыбнулся и произнес:

— Я вам благодарен за ваши показания. Они подтверждают то, что я и сам знал.

— Позволите ли вы мне быть с вами откровенным? — спросил художник с напускной наивностью.

— Говорите!

— Когда вы вошли ко мне, я прочел в ваших глазах, что вам уже все известно.

— Этот Генёк был женатый, вдовец или холостой? — спросил следователь, приосанившись от комплимента и направляясь к выходу.

В свою очередь Либуа заулыбался:

— Я думал, что вы мне это сообщите.

Следователь был настолько самонадеян, что и не заподозрил насмешки. Он осведомился:

— А что стало с деньгами, которые были украдены у нотариуса?

Либуа не мог сказать ничего толкового, поскольку не дал договорить Мореру, и теперь беспокоился. Он чувствовал, что есть какая-то тайна, которую предстояло еще узнать.

— Я спрашиваю, известно ли вам что-нибудь о них? — повторил следователь.

Художник задумался и после некоторой нерешительности промолвил со вздохом:

— Да.

— Что же? — воскликнул следователь, весь обращаясь в слух. — Говорите, прошу вас! Что вам известно о пропавшей сумме?

— То, что я ее не нашел, — с сожалением признался Либуа.

Самодовольный следователь усмотрел в этом ответе только глупость опрашиваемого. Он важно направился к выходу, не заботясь о том, провожает его художник или нет. За его спиной Либуа посмотрел на часы.

«А что, если я отвезу его в Кланжи? — спросил он себя. — Так мы скорее от него избавимся. Есть пилюли, которые лучше глотать немедленно. Морер должен быть сейчас в вагоне, а следующий поезд отправляется через три часа. Доктор успеет принять меры и предупредить вдову. Напрасно я не выслушал, что хотел сказать Морер насчет шестисот тысяч».

Между тем следователь приблизился к двери. Он ликовал от радости. Завтра все только и будут говорить, что о его ловкости. Вся магистратура восхитится: «Какое чутье!»

В дверях он обернулся, чтобы проститься с художником.

— Я пойду с вами, — сказал Либуа. — Я спешу туда.

— Куда это туда? — спросил встрепенувшийся следователь.

— В замок Кланжи, куда не замедлят нагрянуть жандармы, мировой судья и все жаждущие начать следствие, которое поможет им выслужиться.

Следователь тотчас сообразил, что эти люди перебегут ему дорогу, если он не поторопится.

— Поедем вместе, — поспешил сказать слуга закона.

Три часа спустя они сидели в вагоне.