Сборная солянка (Reheated Cabbage)
Шрифт:
Виктор поднялся. Гэвин отступил назад, и Виктор замахнулся кулаком.
– ЕБ ТВОЮ МАТЬ!
– Так! Ну-ка, собрались и вышли! Не то полицию вызову! – завопил Ормистон. – Вон! Сейчас же! Подождете снаружи! Через час она выйдет! Убирайтесь из моего кабинета! Я тут два зуба мудрости удаляю… – В голосе дантиста звенело отчаяние.
Гэвин с Виктором неохотно вышли на улицу. Они немного постояли порознь, затем Гэвин присел на ступеньки, а Виктор по-прежнему стоял, облокотившись на кованые перила, украшавшие крыльцо выстроенного в георгианском стиле здания.
С минуту они смотрели друг на друга, потом отвели глаза. Гэвин вдруг понял, что посмеивается – сначала тихонько, потом все громче и громче, пока смех не превратился в неконтролируемый поток хохота. Виктор тоже рассмеялся.
– Какого хрена мы тут ржем? – покачал он головой.
– Совсем сбрендили, чувак. С катушек съехали.
– Ага… Давай-ка пропустим вон там по стаканчику. – Виктор указал на паб на углу.
Они вошли в бар, и Гэвин заказат две пинты светлого. Подумалось, что счет придется оплатить самому: не отпускало чувство вины из-за того, что он разбил Виктору челюсть. Кроме того, работы у Виктора не было, тем не менее он не рвался устраиваться в ряды офисных работников. Они уселись в углу, чуть отодвинувшись друг от друга.
Виктор пристально смотрел на пенящуюся шапку в своем бокале.
– Я вот что скажу, – проговорил он, не поднимая взгляда. – Не возьму в толк, с чего ты взял, что любишь ее. – Голос его звучал умоляюще. Виктор поднял голову и встретился глазами с Гэвином. – Ты ж на ешке, парень.
– Так уж сутки прошли.
– Все одно колеса еще не выветрились.
– Не настолько. Мы не… Мы не делали ничего такого той ночью… В смысле, я не могу заниматься любовью под наркотой, то есть могу, но у меня не встает, ну, в общем… – Гэвин замолчал, заметив, что лицо Виктора исказилось от ярости.
– Все равно не верю, что ты ее любишь, – выдохнул тот, крепко ухватившись за край стола, так что побелели костяшки на пальцах.
Гэвин пожал плечами, потом поднял голову, ощутив внезапное озарение:
– Слушай, мужик, говорят, что экстази – наркотик правды. Его парочкам для терапии скармливают и все такое…
– Ну и что?
– И вот – я ее, черт побери, люблю. И докажу это. Гэвин вытянул из кармана джинсов маленький
пластиковый пакетик, осторожно извлек из него таблетку и закинул ее в рот, запив большим глотком пива. Затем поморщился и продолжил:
– Ты ведь ее ни фига не любишь, просто привык, вот и не можешь отпустить. Боишься остаться с носом. В этом вся штука, Виктор, в твоем долбаном мужском эгоизме. Давай глотай таблетку, она-то нам и скажет, любишь ты Сару или нет, когда тебе вставит.
Виктор с сомнением посмотрел на него:
– Мужик, у меня и бабла-то нет…
– В жопу бабло! Я сам заплачу!
Гэвин раззадорился и в благородном порыве полез в карман за второй таблеткой.
– А, тогда ладно, валяй. – Виктор протянул руку и взял у Гэвина таблетку, которую тут же и проглотил.
В пабе почти никого не было, не считая старика, который выпил свою пинту и теперь читал газету, всем своим видом олицетворяя воскресную праздность.
Гэвин встал и подошел к музыкальному автомату с намерением завести его. Автомат оказался выключен. Играла кассета с легкой музыкой. “Величайшие хиты “Симпли Ред”.
– Блин, кассету врубили, – пояснил он Виктору, который при этих словах издал недовольное ворчание, спрыгнул со стула и направился в сторону бара.
– Что за фигня с автоматом? – спросил он у тетки, которая протирала бокалы за стойкой.
– Сломался, – ответила она.
Виктор пошарил в кармане куртки-бомбера и вытащил кассету – сборник “Платинум брейкз-Метал-хедз”.
– Поставь-ка для нас.
– Это что? – поинтересовалась барменша.
– Драм-н-бейс, но сойдет.
Женщина с сомнением оглянулась на старика с газетой, но все же подчинилась и сунула кассету в магнитофон.
Через двадцать минут Виктора с Гэвином торкнуло, и они принялись колбаситься в опустевшем пабе. Старик оторвал взгляд от кружки с пивом и посмотрел на них. Виктор показал ему поднятые большие пальцы, и старикан отвернулся. Музыка стекалась в них со всех сторон. Таблетки оказались просто отменными.
– Джей Мэджик. Погоди, вот начнет этот засранец играть! – проорал Виктор Гэвину.
Наплясавшись, они уселись передохнуть и потрепаться.
– Вот эти таблетки, мужик, нах вставляют, гораздо лучше, чем то дерьмо, которое я ночью пробовал, – признал Виктор.
– Это точно, они рулят.
– Слушай, брат, дело не в нас с тобой, ты ведь знаешь… – Виктору трудно было подобрать нужные слова. В конце концов, это же Гэв…
– Вот что я тебе скажу, Виктор, врать не буду, я тебя уважаю, мужик. И всегда уважал. Нуда, ты мне нравишься. Ты ведь свой парень. Мы с тобой тусили в одной компании, типа с Томми, пока он копыта не отбросил, Кисбо, Нелли, Картошка, все дела. Ты мне нравишься, чувак. – Гэвин обнял Виктора, и приятель ответил ему взаимностью.
– Ты мне тоже нравишься, парень, ты и сам знаешь… Гэвин, если честно, ты ваше клевый мужик. О тебе никто и плохого слова не скажет.
– Но, блин, этот чувак, Билли Стивенсон… Я прям охуел…
– Да я сам охренел. Лучше бы она трахнулась с каким-нибудь козлом долбаным, чем с этим пиздюком.
– В точку. Он, ублюдок, меня всегда бесил.
– Уж такой он и есть. Как только пташка чувствует себя уязвимой, несчастной, тут-то он на нее и вешается…
– Я не такой, – возразил Гэвин. – У нас с ней все было по-другому. Я бы и пальцем не пошевелил, если бы думал, что между вами еще что-то есть. Я девчонок своих приятелей не охмуряю. У меня и в мыслях ее не было до вчерашнего вечера в “Трайбал”. Чувак, я тебе как на духу говорю. Мамой клянусь.
– Мужик, я тебе верю, просто трудно с этим смириться, после трех-то лет…
– Слушай, брат, ты уверен, что правда любишь ее? Может, любовь прошла, а ты все надеешься, в глубине души ждешь, что… В смысле… У меня так с Линдой было… Честно тебе скажу… Все прошло, мужик, а я, как дурак, все надеялся. Не знаю зачем, но все ждал чего-то…
Виктор на минуту призадумался. Он не отпускал Гэвина, это казалось особенно важным. Боль в скуле превратилась в восхитительное покалывание. Он обхватил Гэвина за плечи, и челюсть пульсировала в такт их глубокому единению. Возможно, все так и есть, и между ними с Сарой все кончено. Они постоянно ссорились. Между ними встало напряжение и недоверие, которое теперь, когда открылась неверность обоих, вряд ли можно было перебороть. Возможно, стоит отпустить ее и двигаться дальше.