Сборная солянка (Reheated Cabbage)

Уэлш Ирвин

Или нет?

Да! Прости, Отче, что усомнился!”

Птица вернулась и, бросив на Блэка острый, колючий взгляд, с нарастающей злобой залилась пением.

– Да, друг мой, слышу тебя.

“Да. Мы не спешим справедливо относиться к другим видам на Земле, но смеем жаловаться, что высшая сила отбирает наши жизни”.

Птица, словно удовлетворившись ответом, улетела прочь.

“Но Марион… в мире полно грешников, а он забрал тебя.”

Как бы Альберт Блэк ни вспоминал яростный накал Ветхого Завета, черпая в нем презрение к неисправимым слабостям рода человеческого, перед его мысленным взором всегда вставало лицо Марион. Даже когда ее не было рядом, ее мягкость гасила его гнев. Но после ее смерти ему пришлось усвоить мучительный урок, напоенный едва

ли не горькой радостью: это всегда была она, не Бог. Теперь ему стало ясно. Его спасала и очищала ее любовь, а не собственная вера. Искупала его грехи. Наполняла смыслом жизнь.

Он всегда представлял ее молодой; как в день их знакомства, когда они встретились в церкви в Льюисе, в холодное и ветреное воскресенье октября. А теперь, после ее ухода, он ощутил, как его оставляет другой спутник, бывший рядом всю жизнь. Сколько бы он ни повторял главы и стихи Библии, какие бы псалмы ни звучали в его голове; как бы ни пытался он направить ярость на других людей, особенно неверующих, сомневающихся, иуд и лжепророков, Альберту Блэку пришлось признать, что он злится на Бога за разлуку с Марион.

Разъехавшись с дочерью, Кристиной, живущей в Австралии, Блэк обнаружил, что, приехав во Флориду, к остаткам своей семьи, ни в коей мере не обрел здесь утешения. Его сын, Уильям, работал бухгалтером: традиционная и почетная профессия для шотландского протестанта. Но он устроился в кинопромышленность. Блэк всегда ассоциировал этот пустозвонный бизнес с Калифорнией, но Уильям объяснил: крупные студии ведут деятельность во Флориде из-за налоговых льгот и местной погоды. Однако Альберту стало ясно, что сын перенял упаднические атрибуты этой низменной индустрии.

Достаточно посмотреть на дом, наполненный тошнотворной роскошью. Карибский стиль, театральная подсветка снизу, выход к воде, окна из ударопрочного стекла тянутся от деревянного и плиточного пола до потолков высотой метра три, пять спален, все с туалетными комнатами и гардеробными, которые в своем щедром размахе кажутся еще больше, чем сами спальни. Кухня с длинным и каменными столами и дизайнерской техникой: холодильник, морозилка, приборы из нержавейки, посудомоечная машина и сушилка. (Уильям сказал, что они итальянские. Альберт заявил, мол, впервые слышит, что у кухонной утвари есть национальность.) Пять роскошных ванных, все с мраморными столиками, ваннами, душами, туалетами и биде. В самой большой, примыкающей к хозяйской спальне, где жили Уильям с женой, Дарси, на помосте стояло огромное джакузи, явно предназначенное для того, чтобы в нем нежилось больше одного человека; римляне времен упадка. Спортивный зал с современными тренажерами, кабинет и библиотека, винный погреб со специальными стеллажами. За домом ухоженный сад с роскошными фонтанами спускается террасами, прямой выход к причалу, где пришвартована внушительная лодка, и гараж на четыре машины, размерами больше отчего дома в Эдинбурге. Когда Уильям по телефону общался с деловыми партнерами и друзьями, казалось, что сын говорит на другом языке.

Жена Уильяма, Дарси (Блэку приходилось все время гнать из головы картины, как она с его сыном голышом резвятся в джакузи) была такой милой девчушкой, он не мог бы и мечтать о лучшей невестке. Он вспомнил тот день, когда их сын представил им застенчивую, скромную и, самое важное, набожную американскую студентку, в старом доме в Мерчистоне, лет так двадцать назад. Студентку по обмену, Дарси, все считали глубоко верующей. Но Альберт задумался, сколько раз он видел ее с тех пор? Едва ли наберется полдюжины. Потом, когда они с Уильямом окончили институты, стало ясно, что они поженятся и переедут в Америку.

Теперь Дарси производила другое впечатление: резвая, ловкая, напористая и мирская, она трепалась с друзьями, распивая спиртное посреди дня. Их пронзительный смех резал уши, мутило от бесконечных рассказов о покупке всякого хлама, нужного не для пользы, а исключительно ради обладания.

Альберт Блэк не считал, что будет уместно сообщать им о своих переживаниях. Встретив его в аэропорту, Уильям сразу же сказал,

что они больше не ходят в церковь. Сын, похоже, заранее обдумал и отрепетировал свои слова: в них так и звучала заученность. Естественно, он потрудился сгладить впечатление: по его словам, ходить в шотландскую церковь в Майами не получается, а все евангелические церкви американских протестантов заполонили эгоисты и лжепророки. Но Альберт Блэк заглянул в водянисто-серые глаза сына и увидел в них измену.

С внуком-подростком, Билли, выстроить отношения у Блэка не получилось. Когда тот был младше, Блэк пытался что-то делать, даже попробовал разобраться в бейсболе, но как можно всерьез воспринимать народ, у которого национальный спорт – лапта? В Шотландии он водил Билли на футбол, и тому понравилось. Но теперь внук вырос. К нему в гости заходила девушка, вроде бы из Мексики. Блэк не запомнил, хотя ему говорили. Зато в памяти отложился ее оценивающий взгляд и лукавая усмешка, скользнувшая по губам. Миловидная, ничего не скажешь, но слишком вульгарная. Такие девушки вечно доставляют парням неприятности. А какую музыку они слушают! Даже нелепо называть музыкой этот монотонный, примитивный грохот. Так и долбит у себя в комнате, в подвале: Билли безраздельно пользовался громадной площадью, идущей подо всем домом. Жил там как крот, хотя мог бы выбрать любую из пустующих спален, вполне удобных. Уильям и Дарси по этому поводу не переживали и словно даже не слышали грохочущую какофонию. Да и дома они проводили не так много времени. Показывая ему свое обиталище, они бормотали какие-то нелепицы про то, что Билли имеет право на уединение.

Так что за две недели пребывания в Солнечном штате у Альберта образовался дефицит человеческого общения. Он занимался тем, что весь день сидел в тени в конце сада, разглядывал залив, читал Библию и ждал, когда семья вернется домой. Дарси готовила еду, за столом они читали молитву, но только ради него, искренности в ней не было. Вечером он ненадолго уходил на прогулку, потом усаживался перед чудовищным плазменным телевизором и вскоре ложился спать в полнейшем опустошении: мозг пожирала тысяча каналов рекламы, перемежающейся ломтиками телепередач.

“Отключался”.

Его любимая присказка: все, я отключаюсь. “Я отключался всю жизнь”.

В залив входило круизное судно, большое и белое. Оно напоминало плавучий квартал муниципального района, где он преподавал. Надо думать, каюты внутри роскошные. Пожалуй, главное отличие от жилых домов все-таки мобильность. Наверное, лайнер приплыл из Карибского моря. Альберту Блэку сложно было думать о таких местах, в его воображении они никогда не рисовались ярко. Экзотику для него всегда олицетворяла Канада. Он хотел иммигрировать туда, давно, когда они с Марион были молодыми. Но он считал своим долгом работать на свою страну, поэтому записался в Шотландский гвардейский полк, три года оттрубил за границей, прежде чем вернуться в столицу Шотландии и получить степень по богословию и философии в Университете Эдинбурга. Решив пойти в образование, он окончил педагогическое училище “Мори Хаус”.

Учительскую карьеру он начал с фанатичным рвением, уверенный, что для шотландских протестантов важно продолжать великую демократическую традицию обеспечения лучшим образованием самых неимущих детей. Он устроился в новую, построенную в шестидесятых общеобразовательную школу в муниципальном районе, преисполненный надежды, что будет выпускать таких же проповедников, священников, инженеров, ученых, докторов и учителей, как он сам; что сделает ее оплотом нового Шотландского Просвещения. Но под безжалостным солнцем, просвечивающим через дрожащие листья пальм, он понял, что все его устремления были заведомо обречены на провал. Машинистки и чернорабочие; этих выпускали толпами. Строители, продавцы, а потом, когда исчезла и такая работа, мелкие бандиты и торговцы наркотиками. В наши дни школа не может откопать даже приличного футболиста. Она не дала путевку в жизнь ни одному Смиту, Стэнтону, Сунессу или Стракану, хотя пара человек смогла зарабатывать на жизнь игрой. Теперь и того нет.