Сборник фантастических рассказов
Шрифт:
Что ни говори, а в жизни есть вопросы актуальнее, чем «За что папу убил Клавдий?» Например, что можно увидеть и чем можно опохмелиться в пять часов утра на промышленной свалке в Капотне?
У него не было глаз, но он видел; не было ушей, но он слышал; не было носа, но он осязал. Он неподвижно висел во Вселенной. Он не дремал и не бодрствовал — он ждал. Он ждал долго, очень долго — полтора миллиарда лет, но не испытывал нетерпения, как не испытывал вообще ничего, кроме огромного никогда не оставлявшего его желания настичь и уничтожить добычу. Он был охотник, охотник
Когда-то он ел досыта, все они ели досыта, но последние миллиарды лет приемлемой добычи становилось все меньше, и ему приходилось все реже охотиться и все дольше ждать. Последний период ожидания был самым долгим, и в нем начинало уже зарождаться смутное беспокойство, не уничтожил ли он всю добычу и не обрек ли этим себя на медленную голодную смерть.
Прошло еще несколько миллионов лет. Экономя энергию, неподвижный и безгласный, пожиратель висел в пустом пространстве Вселенной. Внезапно едва уловимый пульсирующий сигнал, долетевший из глубин Галактики, вызвал его из небытия. Несуществующие глаза открылись, отсутствующий слух обострился.
Сомнений не осталось: этот сигнал был запахом добычи. Пожиратель напрягся. Он взял след. Его безукоризненное чутье, не имевшее ничего общего с четырьмя-пятью известными человеку чувствами, никогда не ошибалось.
Он был последним из своего народа, древнего народа шлепкунов. Некогда его народ был таким могущественным и мудрым, что пережил угасание старой Вселенной и рождение новой. Им было известно всё, или, вернее, почти всё в мироздании – только одна задача так и осталась неразрешенной: как победить врага, жестокого и неумолимого, с каждым годом все сокращавшего их численность, пока от всего народа не остался лишь один его представитель. Тогда надобность в отдельном имени отпала, и, забыв, как его звали при рождении, он стал называть себя по имени своего народа — Последний Шлепкун.
Он жил в постоянном страхе. Всю свою жизнь он скрывался точно так же, как скрывались его мать, его отец и все его предки. Бороздя Галактику из конца в конец, он прятался где мог, но знал, что это не поможет, и в конечном счете он обречен. Рано или поздно пожиратель возьмет его след, и тогда он не сможет укрыться ни в одном уголке Вселенной.
Шлепкун знал, что и пожиратель остался один. Последний из пожирателей.
Остальные погибли, обессилев, потому что могли питаться только шлепкунами.
Охотник и дичь — их связывали узы, ведущие еще из прошлой Вселенной. Один шлепкун и один пожиратель — два древних народа, два непримиримых врага.
Вдали от Млечного Пути, в абсолютной Галактической глуши, Шлепкун нашел населенную планету, где один из неразумных видов напоминал его собственный (только по форме, но не по биоэнергетической сущности), и затаился, надеясь затеряться. Последний Шлепкун был очень осторожен. Он не безумстствовал, не мечтал и не получал ни одного из тех трехсот тысяч совершенных наслаждений которые были известны его народу. Он лишь дрожал и боялся. Это длилось века.
Иногда Последний
Пронизав два парсека за тринадцать с половиной дней, пожиратель вошёл в атмосферу. Здесь, в атмосфере, ощутив живительное присутствие кислорода, его тело приняло наконец свою изначальную форму — торпедообразную и узкую позволявшую стремительно продвигаться и лавировать в плотных воздушных потоках.
Внизу сквозь белые разводы тумана виднелся коричневатый большой континент.
Вибрация добычи шла оттуда. Пожирателю потребовалось всего несколько мгновений, чтобы определить ее точное положение в пространстве. Нацелившись на добычу, пожиратель стремительно помчался вниз, трепеща от охотничьего азарта.
Жидкость, составлявшая его разумную субстанцию, забулькала внутри твердых стенок тела. В такие минуты он ничего не видел и ничего не замечал, одержимый всепоглощающей охотничьей страстью. В какой-то мере это делало его уязвимым, и он знал это.
Двадцать секунд спустя он достиг поверхности планеты. Внезапно он увидел добычу и, уже не скрываясь, медленно стал подкрадываться к ней. Он мог убить ее в мгновенном прыжке, но не стал этого делать. Он наслаждался каждым мгновением. Предвкушение — пик удовольствия.
Шлепкун тоже увидел пожирателя. Парализованный страхом, он замер. Его упругое, лишенное конечностей компактное тело сразу стало рыхлым. О побеге он и не мыслил. Он понял, что погиб. Теперь у него осталось лишь одно желание чтобы всё закончилось как можно быстрее…
Бомж Сырцов наконец открыл глаза и, усевшись на ящике, осоловело огляделся. Его по-прежнему мутило и было так хреново, что не было сил даже выматериться. Неожиданно где-то сбоку Сырцову почудилось движение, и он повернул голову. На большом ящике из-под телевизора, служившим ему столом, он увидел наполовину полную бутылку, медленно скатывающуюся в ящик. Бутылка была без наклейки, но интуиция опытного алкаша подказывала, что это то, что нужно.
Не задумываясь, Сырцов схватил бутылку и, свернув ей пробку (ему показалось что она при этом тихо пискнула), забулькал. Напиток был странным на вкус, но несомненно крепким и бьющим по шарам.
«Вот, блин, чмо! Наболтали, падлы!» — проворчал Сырцов.
Когда бутылка опустела, Сырцов поставил ее возле ящика.
Последний Шлепкун не верил своим глазам. Несколько секунд назад неуязвимый пожиратель был уничтожен внезапно появившимся гуманоидом, которого никто не брал в расчет. Всё случилось так быстро, что пожиратель не успел ничего предпринять. Его мыслительная субстанция была выпита и растворена желудочным соком гуманоида, а торпедовидное тело с каждой секундой все больше заисвестковывалось.