Сборник коротких эротических рассказов
Шрифт:
Она была привязана за руки и за ноги так, что оказалась распята на кровати. Ноги ее были широко раздвинуты и открывали промежность, мокрые губы влагалища…
Глаза Марты были завязаны так, что она ничего не могла видеть. Тело ее было мокрое от пота. Один из мужчин сидел верхом у нее на груди и заправлял ей в ротик свой огромный член в ту самую минуту, как мы с Эвальдом вошли…
Спустя два часа мы с Мартой вернулись к нам домой. Она сразу же отправилась в ванную подмываться и вскоре вышла оттуда в красном купальном халате.
Я смотрел на нее и
И сейчас ее тело было испещрено следами плетки, которой ее стегали на моих глазах, если она что-то делала неправильно. Не так поворачивалась, не слишком быстро подставляла растянутые отверстия или да-вилась мочой, булькавшей у нее во рту.
Марта не знала только одного— Глаза ее были завязаны и поэтому она не могла видеть, как уже в конце, глядя на все это, я возбудился и получил безмолвное приглашение Эвальда принять участие…
И я подошел к Марте, которую теперь все присутствующие называли Хризантемой, стоящей раком на полу, и вонзил свой член в ее рабски подставленное раздолбленное анальное отверстие. Теперь оно было таким же широким и мягким, готовым к любому вторжению, как у Фиалки, с которой я имел дело часом раньше. Парни добились своего.
Моя жена теперь стала такой же, как и другие их девочки.
И, что самое поразившее меня тогда, это то, как быстро Марта, не зная даже кто трахает ее в попку, стала кончать, как послушно извивалось ее тело в моих руках, как покорно сокращался в оргазме задний проход, как текло из влагалища…
Потом, когда Марте развязали глаза, я уже спокойно сидел в кресле. Так что, скорее всего, она и не предполагала, что одним из мужчин, трахавших ее в и без того переполненное выделениями отверстие, был я.
Я смотрел на Марту и чувствовал, как меня затягивает трясина секса. Я не мог предполагать раньше, что вся эта история примет такие очертания. Мне не виделось выхода из сложившейся ситуации. И тогда я не стал его искать.
«Марта, тебе нравиться все, что происходит?» — спросил я, в общем-то заранее зная правдивый ответ. Ведь я только что сам видел ее бесконечные и бесчисленные оргазмы под разными мужчинами. Еще рань-ше я видел, как чувственно волнуется она, собираясь идти к Эвальду. Как оглаживает она свое тело, сладострастно предчувствуя сношения, боль, унижения… «Да, милый» тихо ответила она мне.
«Ты хочешь этого?» «Да, дорогой. Я открыла себя. Теперь я счастлива, что принадлежу им. И тебе. Ты ведь тоже сношал меня сегодня. Не правда ли?» Марта в упор посмотрела на меня. Видимо, она, несмотря на повязку, что-то почувствовала.
Мне не было смысла скрывать это. «Да, я тоже принял участие» ответил я. Марта улыбнулась. Она вы-глядела усталой, но лицо ее носило печать спокойной удовлетворенности.
«Ну что-же, дорогой. Тогда и говорить не о чем. Доставай бутылочку, а я сейчас пойду приготовлю
Калашников Ю.
Святая Инесса
Моего друга Жеку выперли из Военно-Морского училища за вполне конкретные и многообразные прегрешения. Оно было тринадцатым учебным заведением, которое потеряло терпение и надежду довести его до ума-разума, включая начальные школы, и наши пути на время разошлись. Но добро и зло не канут в Лету и всегда возвращаются на круги своя, чтобы вечно циркулировать среди людей.
И когда мы снова встретились во время моего отпуска, он уже был дипломированным инженером, заведовал лабораторией в каком-то институте, был дважды. разведен, платил деткам алименты и являлся ответственным квартиросъемщиком весьма примечательной жилплощади.
Эта жилплощадь сошла бы за совершенно банальную однокомнатную квартирку, если бы не ее замечательное местоположение: второй этаж окнами на местный «Бродвей».
Свет его люстры был виден за три квартала, а местный бомонд был воспитан Жекой с присущей ему суровостью однозначно: горит люстра — входи свободно с девочкой и бутылкой, гасла — хозяев просят не беспокоить. Свет на Кухне был не в счет. Поэтому часто: на кухне дым коромыслом, а в комнате охи, ахи да скрип кровати. Мы не однажды проводили испытания, но ни разу после включения люстры дверной звонок не молчал больше пяти минут.
Короче, Жека кайфовал напропалую и черт его дернул жениться в третий раз, чтобы разменять такое сокровище!
Сокровище с номером два, квартира 78. Цена поллитровки в то благословенное время — 2 руб 78 коп.
Жека был постоянно в центре событий. Его знали и все любили.
Девочки на свет его люстры слетались, как мотыльки.
Однажды на этой почве у него даже сделалось нервное истощение и он вынужден был принять серии разнообразных уколов, в результате чего стал ярым пропагандистом идеи раздельного обучения полов в начальных классах и призывал всех к воздержанию в сексуальных развлечениях.
Сам он следовал своим призывам не очень, именно потому, что все его очень любили. Но что-то надо было делать, и Жека завел свою знаменитую картотеку, чтобы как-то контролировать свое здоровье. У каждой новой девочки он срезал ножничками пучок волосиков с лобка, укладывал их в бумажку, на манер порошков в аптеке, а потом в коробку из-под шоколадных конфет, которая к моему приезду была уже почти полной. На каждом «порошочке» имя и дата.
Когда надо было что-то вспомнить, он всегда брал в руки «картотеку», перебирал «порошочки» и совершенно точно воспроизводил события: «Это было между Машей и Катей, то есть такого-то числа!» В то жаркое отпускное лето я прилетел с Севера молодым капитаном третьего ранга и через неделю с приятелем Жеки Гошей, благодаря неформальным, но устойчивым связям в относительно высоких местных сферах власти, сделался временным обладателем дачного домика — на две персоны, на окраине турбазы профсоюзов в центре среднерусской равнины у самого берега длинного и извилистого озера.