Сборник коротких эротических рассказов
Шрифт:
«Ну, что же ты… Тебе письмо.» Марта стояла на кровати на четвереньках, опустив голову. Лицо ее пылало, прическа безнадежно растрепалась, пряди волос свисали со лба.
Я подошел поближе и увидел, что вместо обычного и уже привычного пластикового дилда в попе моей жены торчит свернутый пакет. Я взял его и вышел в другую комнату.
Марта не пошла за мной, а осталась лежать на кровати.
В пакете было письмо.
«Дорогой друг! Думало, что вам небезынтересно будет ознакомиться с посылаемыми материалами. Извини-те за краткость, но думаю, что слова будут излишни.» Вместе с письмом была пачка фотографий. Я стал рассматривать их одну за другой. На всех фотографиях была изображена Марта.
Первая фотография показывала ее стоящую посреди какой-то комнаты. Марта стояла широко
На второй фотографии Марта стояла на четвереньках в также задранной юбке. Наружу торчал голый зад, который она отставила, прогнувшись. Женщина в Позе, готовая для того, чтобы ее трахнули в попку.
Третья фотография показывала Марту на кровати. Отчетливо были видны веревки, которыми она была привязана. Моя жена была распята на кровати, с раздвинутыми в стороны ногами, открыто демонстрировавшая свое влагалище. Не знаю почему, но на снимке само влагалище, срамные губы были раздвинуты и образовывали широкую и глубокую щель, призывно раскрытую…
И на всех фотографиях были видны следы плетки, Которой ее секли. Лицо Марты при этом выражало смешанные чувства страха, стыда и желания. Что-то порочное было в ее глазах, что-то провоцирующее. Глядя на лицо моей жены на всех снимках, хотелось сделать ей что-то еще, столь же болезненное и унизительное. Выражение лица Марты как бы провоцировало на это.
Вот тогда я стал понимать Эвальда. Действительно, Марта в каком-то смысле была находкой. Ведь не каждая женщина обнаруживает столь явные склонности к тому, во что ее с такой легкостью втянул Эвальд. В женщине может дремать шлюха в течении многих лет, а может так и никогда не пробудиться, если не сложатся соответствующие благоприятные к тому обстоятельства. А вот Марте повезло, что на ее пути встретился такой человек, как Эвальд. Он, вероятно, с одного взгляда понял, что представляет из себя стоящая перед ним женщина из соседней квартиры… И удачно воспользовался ситуацией.
Удачно для кого? Для себя? Да. Для Марты? Видимо, да.
Для меня? Я не знал…
Я вернулся в спальню, где Марта все также лежала на кровати, глядя в потолок.
«Ты знала, для чего тебя он фотографирует?» «Нет, конечно» — ответила Марта, все также не глядя на меня — Эвальд вообще не терпит, когда я задаю ему вопросы. За лишнее слово от него можно получить пару таких пощечин, что расхочешь лишний раз спрашивать. Конечно, не знала.» «Он бьет тебя по щекам?» Я был поражен. До этого я как-то не представлял себе, что мою жену можно спокойно бить по щекам, и она будет покорно терпеть. Марта смолкла, и после некоторого колебания сказала: «К этому я уже давно привыкла. Он бьет меня по щекам, а после этого я целую ему руки… Это часть моего воспитания, как он говорит. Труднее стало теперь, когда несколько дней назад Эвальд перешел к следующему этапу моей дрессировки. К этому я была не готова. Как не стараешься приучить себя к мысли, что самое стыдное ты уже прошла, всегда бывает еще стыднее… Эвальд стал приглашать своих друзей. Их у него несколько. Они приходят, и он исподволь показывает успехи в моем воспитании. Конечно, все это так не называется. Но теперь Эвальд бьет меня по щекам при них. Он делает это за малейшую провинность с моей стороны. Например, первый раз, когда он сделал это, я уронила вилку со стола на пол. Он сказал: «До чего же ты не ловка, и отхлестал меня по лицу. И я не знала, куда девать глаза после этого. Тем более что его приятелей вся эта сцена откровенно развеселила. Особенно им понравилось, когда Эвальд заставил меня весь вечер стоять на коленях перед ним и подавать ему рюмку, зажигать сигарету, подносить пепельницу.» Я не мог больше спокойно слушать рассказ Марты. Не помня себя, я потянулся к ней. Лежа передо мной Марта увидела, что я сгораю от страсти и подняв подол, раздвинула ноги.
Моему взору открылась огромная бритая промежность, вся мокрая, сверкающая под лучами лампы влагой выделений.
Вероятно, Марта несколько раз за этот вечер кончала.
Теперь
Жена смотрела на меня сверху вниз, как я потянулся губами и языком к ее раскрытой промежности. Мой язык погрузился в мокрое месиво. В нос ударил специфический запах, и я вспомнил, что Марта не успела подмыться, как она обычно это делает после возращения от Эвальда.
Под языком у меня все захлюпало, из влагалища пошли пузыри… Клитор красным воспаленным хвостиком торчал наружу. После прикосновения моего языка он поднялся и набух. Марта начала возбуждаться. При этом она не прекращала свой рассказ. Только голос ее стал более хриплый и речь стала более затрудненной.
Иногда Марта прерывалась, чтобы сглотнуть слюну возбуждения.
«Когда приятели вдоволь насмотрелись на то, какая я дрессированная, как домашняя собачка, Эвальд стал хвастаться дальше. Он привязал меня к кровати в той самой позе, о которой я тебе рассказывала и которую ты видел на снимке… И на этот раз они пороли меня все вместе, по-очереди. А сегодня Эвальд опять был не один. Когда я пришла к нему, у него сидели двое друзей. Он показал им, какое огромное дилдо забил в мою попу и которое я теперь ношу. Он сказал, кстати, что хочет постепенно добиться, чтобы мой задний проход постоянно был такой же широкий, как влагалище… И все они смотрели, как он выдергивает это дилдо из меня. А потом… Потом… Нет, я так сразу не могу тебе рассказывать.» Марта осеклась и потом тихо сказала: «Дорогой, ты никогда еще не лизал мне анус. А ведь это самое больное место у меня, ему ведь так достается. Если ты любишь меня и действительно жалеешь за все, что мне приходится выносить, то полижи мне попу.» С этими словами Марта задрала свои полные ноги к верху, и передо мной оказалась ее задница, полная, белая, иссеченная плеткой. Между раздвинутых ягодиц я увидел анальное отверстие — большую дыру с воспаленными красными краями.
Задний проход моей жены был неимоверно растянут и виднелись несколько трещин от дилда, которое входило туда… Кроме того, дыра была влажной, блестящей…
Я прикоснулся к анусу языком. Марта охнула — болезненно и сладострастно. Я стал лизать, стараясь забраться языком поглубже в отверстие. Марта шумно задышала, заохала, стала подрыгивать попкой, все шире разводить ноги, согнутые в коленях. Потом, устав держать их на весу, она опустила их мне на плечи.
«Ну вот, милый… Ты хорошо лижешь, так, так, да, хорошо… Еще глубже, пожалуйста… Еще…» Я делал все, как она просила, и Марта продолжала:
«А потом, дорогой, Эвальд трахнул меня в попу у них на глазах. И они все трое смеялись, когда я дергалась на члене. Но самое… Самое… Было потом. Потом Эвальд кончил мне в попу и предложил и двум приятелям попробовать трахнуть меня в зад… Я попыталась возразить, но Эвальд не дал мне говорить. Он просто обошел меня спереди, и воткнул свой член мне в ротик, заставив сосать. И я сосала, куда же я могла деваться. Пришлось, кстати, заодно стараться возбудить его член языком, ведь он только что кончил… А те двое по очереди засунули свои члены мне в попку и отодрали как сидорову козу. А члены у них еще больше, чем у Эвальда. Вот тут-то и оказалось, что растяжка искусственным дилдо пошла мне на пользу. Мне было больно, но совсем не так, как было бы, если бы моя попка была не растянута заранее. И я приняла всех троих подряд в себя. И все они кончили мне в попу.» Только после этих слов Марты я понял, что это была за влага в анусе моей жены, и которую я пил все это время, пока лизал и вычищал ее задний проход.
Это из нее вытекала сперма троих мужиков, отодравших ее в задницу…
В ту ночь мы почти не спали. Марта много курила. Она молча сидела по-турецки на кровати, и вся пепельница рядом с ней была полна окурками.
«Ты удивляешься, почему я стала такой? Почему так легко стала любовницей Эвальда?» — спрашивала меня Марта.
«Ты думаешь, почему я спокойно стала его подстилкой, превратившись из нормальной женщины, из жены и матери в грязную бесстыжую шлюху?» Я молчал, а Марта продолжала: «Я и сама спрашивала себя об этом. И потом поняла. Хочешь расскажу? Мне никогда не приходилось рассказывать тебе об этом. Во-первых, я не придавала этому никакого значения, а во-вторых, все это было очень давно.»