Сборник "Круг Земель"
Шрифт:
Лавки были раздвинуты, зрители расступились. Хармана, однако, не пожелала покинуть свой трон – быть может, из опасения лишиться чувств, если некий шальной удар быстрого и смертоносного клинка ее дяди вопьется в обожаемую ею плоть Герфегеста Кон-гетлара. Она была обессилена. Она была бледна. И все-таки оставалась невыразимо прекрасной.
Матагевд, смежив веки, поцеловал свой меч. То же сделал и Герфегест. Мысленно сосчитав до десяти, каждый из противников стал в боевую стойку. И безо всяких предварительных договоренностей обоим было совершенно ясно, что поединок ни в чем не будет похож на потешный или показной. «Поединок будет долгим, кровавым и беспощадным» – читалось во взорах Дюжины Сильнейших. Все они были на стороне Матагевда, хотя и не спешили показывать это из опасения накликать на себя гнев госпожи. И только Хармана смотрела на Герфегеста с мольбой, собрав в кулак все остатки своей магической силы. Герфегест знал, что ее поддержка стоит поддержки сотни праздных и улюлюкающих зевак, как молодой иноходец стоит сотни неподкованных водовозных кляч.
За последние месяцы Герфегест получил некое представление о боевых уловках Гамелинов. Искусство Стали – это искусство прямых рубящих ударов. Так дрались послы, так дрался Артагевд. И все же этого знания было явно недостаточно для того, чтобы отыскать слабое место у такого опытного бойца, как Матагевд, который, похоже, никогда и ничего, кроме меча, в руках не держал. Тренируясь, Конгетлары обычно не делали упора на поединках с мечами, и хотя Герфегест владел мечом в совершенстве, метательным оружием и луком он владел гораздо лучше.
– Положение осложнялось еще и тем, что меч Герфегеста – совершенное творение «го Брата по Крови, Элиена из Ласара, Белого Кузнеца Гаиллириса – был явно вдвое легче, чем кавалерийский тяжеловес в руках Матагевда.
Двуручный меч Матагевда не имел, разумеется, такого грациозного прогиба, каким отличался меч Герфегеста. Он был приспособлен для жестокой и благородной сечи, а не для фехтования. Он был не только вдвое тяжелее, чем меч Герфегеста, но и вдвое длиннее. Именно исходя из этого Герфегесту приходилось строить свою защиту. Он избегал прямых сшибок, закладывал сложные кривые и свободно танцевал, заботясь лишь об одном – не подпустить противника достаточно близко. По негласной договоренности Гер-фегест и Матагевд отказались от оружия левой руки, хотя Герфегесту это было гораздо менее выгодно, чем Матагевду. «Это и будет моей уступкой», – подумал Герфегест, выскакивая вперед в колющем выпаде. Теперь он понимал, что именно удары на опережение должны стать основой победной тактики.
Матагевд был мощен и силен. В то же время он отличался некоторой неповоротливостью. «Подвижность – это первое, что ворует у бойца старость», – говорил Зикра Конгетлар, и это было верно по отношению к Матагевду, который был старше Герфегеста не менее чем на пятнадцать лет. Герфегест воспользовался нерасторопностью противника дважды – когда после ловкого и легкого отбива он перекатился по полу и ранил Матагевда, не успевшего поднять свое тяжеленное оружие с достаточной быстротой, в правую голень. И второй раз, когда он, захватив гардой своего меча острие клинка Матагевда, сильным выпадом отбил клинок противника кверху и, доведя движение своего меча до полного круга, нанес Матагевду сокрушительный удар в ключицу рукоятью. Но Матагевд был далек от того, чтобы признать первенство Герфегеста, которое понемногу становилось очевидным даже его недоброжелателям. Казалось, Матагевд скорее предпочел бы гибель, чем преклонение колен перед человеком из павшего Дома, сколь бы умелым воином тот ни оказался.
«Никогда не пытайся отбить удар, не будучи уверен в том, что враг действительно рассчитывает ударить. В противном случае ты будешь обманут, и обман будет стоить тебе жизни», – учил Герфегеста Зикра Конгетлар. Герфегест за время своего ученичества успел затвердить это нехитрое правило настолько крепко, что безо всякого участия рассудка определял замыслы противника. Иное дело – Матагевд. Он, похоже, был почтительным сыном Пути Правды. Даже слишком почтительным. Обманы удавались ему плохо. Отражая удары, он делал слишком широкие замахи правой рукой, слишком откровенно открывал себя и подставлял свое мускулистое, но негибкое тело для изысканных и легких ударов Герфегеста. Один такой удар раздробил ему левое запястье. Если бы не стальная наручь – подобная тем, какие носят на себе сокольничие во время охоты – он остался бы калекой. «Легко отделался», – отметил про себя Герфегест и, не давая Матагевду опомниться, приблизился к нему на два шага. Усыпив бдительность Матагевда ложной защитой правого бока, он вонзил клинок в его левый бок.
Дюжина Сильнейших издала недоуменный вздох, от которого воздержался один лишь Ламерк. Он, казалось, наблюдал за поединком безо всякого интереса. Все кончилось как-то слишком неожиданно. Герфегест наклонился над Матагевдом Он дышал. Он, разумеется, был жив. «Задета только селезенка», – отметил про себя Герфегест, осмотрев нанесенную рану. Ему вовсе не хотелось отправить в Святую Землю Грем дядю своей возлюбленной.
Матагевд открыл глаза. В ответном взгляде Герфегеста не было ни алчности, ни жестокости.
– Я преклоняю перед тобой колени, Конгетлар, – прохрипел Матагевд и, поднеся к белым, словно мел, губам край плаща Герфегеста, поцеловал его.
Но Герфегест не слышал его слов. Он был привлечен другим. Среди шелеста одежд, среди мягких поса-пываний мехов и парчи, он различил звук, причину которого он определил тотчас же. Жужжание стали. Полет стального клинка. Его ни с чем не спутаешь. Хармана истошно закричала.
Герфегест не потерял ни секунды. Он присел на корточки быстрее, чем клинок впился в его затылок. В иное время в ином месте он успел бы даже повернуться навстречу опасности и на лету перехватить метательный кинжал, пущенный ему в затылок Ламер-ком, плешивой овцой из стада Гамелинов. Во время тренировок в Белой Башне он проделывал этот трюк десятки раз. Но тренировки это одно. А действительно неожиданный предательский бросок – совсем другое. Клинок, проскользнув мимо цели, ударился о дальнюю стену Нефритовой гостиной. Дюжина Сильнейших проводила его трусливым взглядом. Кое-кто даже не успел сообразить, что произошло. Но не Герфегест.
Секунду спустя все четыре метательных кинжала, висящих у него за поясом, полетели к цели, прочертив в воздухе четыре стальных линии, соединяющих Гер-фегеста и Ламерка. Еще секунду спустя Ламерк, пораженный одновременно в сердце, правую руку, левый глаз и пах, упал на пол Нефритового зала, харкая кровью.
Герфегест был вне себя от ярости. «И этот человек, назвавший Конгетларов негодными трусами, а себя освободителем Синего Алустрала от наемных убийц, бросает кинжал в затылок воину, стоящему над телом поверженного врага!» Герфегест стремительно приблизился к Ламерку и снес ему голову. Быстрее, чем успел понять, что этого делать не следовало.
Когда он повернулся к Дюжине Сильнейших, он увидел, что положение далеко от того, каким он справедливо мнил его себе еще минуту назад. Разумеется, Ламерк сделал то, о чем тайно мечтал любой из Дюжины Сильнейших. Сколь бы подл ни был бросок кинжала в спину, он отвечал велениям сердца многих Гамелинов. Теперь для дальнейшей сечи был найден подходящий повод. Ламерк подал сигнал к бунту, и его сигнал был понят верно.
Вид обессиленной магическим действом госпожи Харманы придал Сильнейшим наглости, и они, только что присягавшие Герфегесту на верность, преклоняя перед ним колени, схватились за мечи. Хармана полулежала на троне и уже не видела ничего из того, что происходило. Остатка ее силы хватило лишь на то, чтобы дождаться победы Герфегеста. Ветер Вечности овевал ее лицо. Глаза ее были закрыты, а в лице не было ни кровинки.
Герфегест снова поднял меч. Неужели снова битва? Выходит, пока он не покончит со всей Дюжиной Сильнейших, не видать ему покорности Дома Гамелинов?
Двое самых молодых выступили вперед. «Что ж, значит они будут первыми во втором круге смерти», – вздохнул Герфегест, становясь в оборонительную стойку и отходя к стене, чтобы обезопасить свой затылок от метательных кинжалов. Но тут двери Нефритовой гостиной распахнулись и внутрь вошел, а точнее влетел подобно морскому бризу, юноша, которого Герфегест узнал тотчас же. «Никогда не забывается лишь первая женщина. Но всякий противник помнится до смерти», – так говорили Лорчи, и в этом Герфегест был с ними согласен. Он сразу вспомнил красивое лицо Артагевда, которое ничуть не проиграло после того, как Герфегест сломал ему нос рукоятью меча.