Сборник "Один плюс один"
Шрифт:
И помянем тех, кто живы: мол, не ссы там!
Все здесь будем. Обживемся, вышлем фотки.
Х
Холод стёкла заплетает кружевами.
В щели дует. Как всегда, забыл заклеить.
В старом скверике февраль переживает
И, ссутулившись, метется вдоль аллеи.
Календарь китайский с рыбками. Сардины
Или шпроты – жрать охота, вот и грежу.
Подоконник белый. Белые гардины.
В кресле – я. Еще бываю злой, но реже.
АВТО-ОДА
Я тупо приближаюсь к сорока.
Я пью коньяк, страдаю от похмелья,
Закусываю пиво карамелью,
И тупо приближаюсь к сорока.
Я мудро приближаюсь к сорока.
Я знаю Будду, Кришну, Моисея,
Я создал половину "Одиссея…"
И мудро приближаюсь к сорока.
Я лихо приближаюсь к сорока.
Лукавый бес в ребро стучит рогами
И, убежденный гений полигамий,
Я лихо приближаюсь к сорока.
Я смело приближаюсь к сорока.
Пускай из грязи нам не встать князьями,
Но, преданными окружен друзьями,
Я смело приближаюсь к сорока.
Я тихо приближаюсь к сорока.
Жена и дочь мое смягчают сердце,
Как водку улучшают медом с перцем…
Я тихо приближаюсь к сорока.
Я бодро приближаюсь к сорока,
Способный на поползновенья ваши
Ответить микацуки и маваши,
Плюс попаданье в челюсть кулака.
Я с кайфом приближаюсь к сорока.
Употребляя внутрь и наружно,
Я знаю, что душе и телу нужно,
И с кайфом приближаюсь к сорока.
Пусть нам судьба отмерила срока –
Так выпьем, чтоб и после сорока
Тверды мои остались атрибуты:
Рассудок, член, характер и рука!
Я НИКОГДА…
I. НА БАЛКОНЕ
Я никогда не напишу про них. Мещане, обыватели, бытовка, февральский переулок, лай собак (лохматый Тузик гадит у подъезда, и бабушка Анюта впопыхах уводит пса: не приведи Господь, увидит отставной майор Трофимов – не оберешься криков, а убрать за Тузиком радикулит мешает…); мне не суметь увидеть эту жизнь, как ночью может видеть сны слепец, как дети видят небо, – всякий раз по-новому, в восторге, с интересом к трамваю, гастроному, муравью, дымящемуся летнему асфальту, мучительной капели в ноябре (балкон потек, и капли лупят в таз, подставленный внизу: зима, не медли!.. приди и заморозь…); нам кажется, что это серый цвет, дальтоники, мы сетуем, вздыхая, меняя суету на суету, сжимаем в кулачке тщету побега, горсть медяков, желая одного: купить хоть ненадолго новый мир, где будет солнце, звезды, смех и слезы, азарт погони, прелесть искушенья, друзья, враги, события, судьба… Вы ищете не там, где потеряли. О да, согласен, что под фонарем искать светлее, но монетка счастья упала из кармана не сейчас – вчера, позавчера, прошедшим летом, пять лет тому назад, давным-давно, и ваши фонари уныло светят, веля "Ищи!" – овчарке так велит ее хозяин.
Нет, не напишу.
Лишен таланта, скучен, не умею.
Могу лишь обмануть. "В доспехе латном, один на сотню, с палашом в руке…" Или иначе: "Звездолет "Борец", закончив гипер-квантовый скачок, встал на орбите. Молодой десантник…" И будет мне почет. Тираж вскипит девятым валом, пеною обильной, с базара понесут мои творенья, и, надорвавшись, треснет Интернет от жарких писем: "Лапочка писатель! Не чаю уж дождаться продолженья великой эпопеи!" Я отвечу. Скажу, что продолженье скоро будет. Пишу для вас, любимых, дорогих…
Я никогда не напишу про вас.
Пожав плечами, ухожу с балкона.
II. УБИТЬ ГЕРОЯ
Убить легко. Копьем – как авторучкой. Фломастер – меч. Яд – порция чернил. Толкнуть с обрыва, связанного, в спину, – как вымарать абзац. Убить легко. "За что?" – взмывает одинокий крик, чтоб кануть в Лету. Глупый. Ни за что. Ты виноват уж тем, что мной рожден: смешной, нелепый, лишний персонаж, и о тебе приятней сочинять успешный квест, чем встретиться однажды лицом к лицу. Да, хочется мне кушать, и вот: небрежно вымаран абзац по имени Содом, за ним другой, по имени Гоморра. Продолжать? Зачеркнуты жена и дети Иова. Зачеркнут ты. Не бойся. Ты умрешь не навсегда. Я воскрешу твой труп – драконьими зубами на снегу, метафорами, повестью о жизни, которая, подобно мотыльку, пришпилена к бумаге: не летай, сожженый лампой, солнцем, тем огнем, к которому опасно приближаться. И правде не открыться: ты убит. Я правду наряжу в одежды лжи – и ложь одену в правды наготу. Я напишу, как ты взрослел, как рос и вырос наконец, – героем став, свершил деянья, бросившие небу столь дерзкий вызов, что небесный свод зарделся от стыда; я расскажу, как великаны пали пред тобой, и сотни ослепительных красавиц пришли к тебе, и сотни мудрецов на твой вопрос ответа не нашли.
Убить легко.
Позволь тебя убить. Не укоряй. И не молчи – покорность доверчиво-безгласной немоты иль бунт немой равно бесцельны. Знаешь, мне очень больно убивать тебя. Ты чувствуешь: я ямбом говорю, как будто ямб сумеет укрепить мое решенье. Убивать легко. Ты чувствуешь, сочувствуешь, молчишь, без осужденья смотришь на меня и ждешь решенья. Жди. Сейчас. Сейчас…
Убить легко.
Кого? Тебя? Себя?!
Я никогда…
III. БАЛЛАДА РЫЦАРЯ
Я никогда не стану здесь своим.
Я – лжец, а люди вдребезги правдивы,
И если происходят рецидивы,
То лишь по наущению Змеи.
Я никогда не стану вам родней.
Я – пьяница, а вы воспели трезвость,
И если где царит хмельная резвость,
То лишь в беспутных, вскормленных Свиньей.
Мне никогда не быть одним из вас.
Я горд, а вы неизмеримо кротки,
И, где в почете цепи и решетки,
В опале грива честолюбца-Льва.
Давно пора мне на сковороду.
Домой. В геенну. Смейтесь! – я в аду.
Но если дом горит, и плачут дети,
И псу подстилкой служит добродетель,
И кротость с беззаконьем не в ладу, –
Тогда зовите.
Мрачен или светел,
Как летний дождь, как ураганный ветер,
Лев, и Свинья, и Змей, за все в ответе, –
Зовите, люди!
Громче! –
я приду.
IV. ВНЕЗАПНОЕ
Вспомнил, что сердце – слева,
Вспомнил, что печень – справа,
Вспомнил, что дни – мгновенны,
Вспомнил, что я – не вечен.
Думал забыть – не вышло.
* * *
Не пей, Ивашка, из копытца,
Не будь козлом!
Дана еще одна попытка,
Считай – свезло,
Иди домой. Там на полатях
Вольготно спать,
Там за работу деньги платят,
Где грош, где пять,
Там в праздник хорошо упиться,