Сборник Поход «Челюскина»
Шрифт:
Запас продовольствия и снаряжения выгружен. Его пополняют ящиками галет и консервов; их притаскивают из трюма.
На лед скатывают тяжелые бочки с нефтью и керосином, бросают мешки с углем и кирпичи для печи.
Еще раз бегу к себе в каюту. Решил захватить еще инструменты, которые могут пригодиться на льду. Забегаю в каюту к Лобзе, беру черновые журналы гидрохимических определений. В своей каюте складываю в портфель негативы — свои и Гаккеля, две дюжины пластинок, фотоаппарат, бинокль, циркуль, транспортир. Все
Затем забираю два батометра и вертушку Экмана. Эти вещи тяжелые. Проще их выгрузить через окно, чем обходить полсудна. Окно замерзло и не открывается. Надо выбить стекло. Но нет… не хочется, как-то жаль самому ломать судно, ставшее таким родным и близким… Тащу батометры и вертушку на левый борт и спускаю их в руки стоящего здесь Бабушкина.
Двери всех кают открыты. Комова и Шпаковский по распоряжению Боброва выбрасывают из кают на лед через открытые окна [294] матрацы и одеяла. В каютах беспорядок, открыты ящики и шкафы, разбросано платье.
Вдруг, к своему удивлению, в одной из кают вижу Дору Васильеву с маленькой Кариной. Я кричу:
— Почему вы здесь?
— А что, разве уже пора высаживаться?
— Конечно, вам уже давно нужно быть на льду, в палатке!
Возвращаюсь на корму. Спускаем на лед вьюшку с запасным гидрологическим тросиком. Рабочая гидрологическая лебедка плотно прикреплена к палубе, она тяжелая, а тросик ее зажат льдом у борта. Приходится лебедку оставить и удовлетвориться выгруженной вьюшкой. Блок-счетчики штурмана уже отправили на лед. Таким образом элементарное оборудование для гидрологических работ на льду будет.
На корме аврал.
Вспомнили о наших трех свиньях. Их пытаются пинками выгнать на трап и дальше на лед. Животные упираются, визжат, убегают в сторону. Раздаются возгласы:
— Нет времени возиться, надо зарезать!
— Гриша, у тебя есть нож — зарежь! — кричат великану-матросу Грише Дурасову.
Свиньи заколоты, и их туши отправляются на лед.
Подбегает Кренкель.
— Товарищи, помогите выгрузить запасные аккумуляторы.
Идем в пассажирское помещение и забираем аккумуляторы. Дверь на правый борт закрыта. Приходится обходить через левый борт. Аккумулятор тяжелый. Когда тащишь его, обливаешься потом, несмотря на пургу и тридцатиградусный мороз. Наконец открыли дверь правого борта, и выгрузка прямо на лед пошла быстрее.
Перед глазами картина разворачивающегося на льду лагеря. Так представляются мне первые бивуаки каких-нибудь новостроек в снежных степях Сибири. Оживленные люди, груды материалов и ящиков.
Аккумуляторы выгружены. Иду к корме.
Судно сильно дернулось носом вниз. На палубу спардека из открытой двери пассажирского помещения хлынула вода. Кто-то, как будто Саша Лесков, с тремя медными чайниками в руках выскочил из этой двери на палубу и перевалился через борт на лед.
Корма идет вверх.
Раздалась
— Всем оставить судно!
Десятка полтора людей с разных мест кормовой части корабля прыгают на лед. Я прыгаю и отбегаю от судна. Рядом со мной, с большим красным тюком в руках, барахтается в снегу Лобза. Она почему-то тоже задержалась на судне до последнего момента.
Корма идет все быстрее вверх. Носовой части судна уже не видно — она ушла в торосы.
По трапам на лед спускаются Шмидт и Воронин. Откуда-то на палубу вынырнул кочегар Валя Паршинский. Он перекидывается через борт и прыгает на лед.
Корма идет вверх.
Пристроенная к борту уборная уперлась в лед и ломается. Бревном сбивает с трапа и придавливает ко льду спускающегося в тулупе Воронина.
На корме Борис Могилевич. Он подбегает к борту, заносит ногу и… делает обратное движение.
Быстро вздымается над водой корма, по ее палубе катятся бочки, оставшийся груз…
Оголяются руль, винт.
Грохот, треск, гул ломающегося дерева и металла…
Корма обволакивается дымом. Два столба буровато-белого цвета…
Кто-то кричит:
— Дальше от судна! Сейчас будет водоворот!
Людская волна, хлынувшая было вперед, подалась назад.
Белая ледяная шапка выплывающих льдин. Они кружатся, перевертываются.
Волна спадает… Груда льда. Опрокинутые шлюпки. Хаос обломков.
«Челюскина» нет. Люди на льду. [296]
Штурман М. Марков. Прощание с кораблем
Знаменательный день 13 февраля я был на вахте. Последняя вахта в последний день корабля!
Когда мы перешли на положение зимовки и все кругом сковали льды, штурманские вахты на «Челюскине» еще остались морскими. Так надо было, чтобы иметь точные данные о состоянии льда, направлении и скорости дрейфа и глубине. Эти наблюдения производились каждый час круглые сутки.
Моя вахта, неудобная по времени, была с 12 часов ночи до 4 часов утра и с 12 часов дня до 4 часов вечера.
В полдень 13 февраля я заступил на вахту. Мне казалось тогда, что таких вахт будет еще бесконечное множество.
В этот день лучше было сидеть в каюте, чем выходить на палубу. Северный ветер силой в шесть баллов и мороз заставили одеть длинный, огромный тулуп.
По вахте я принял от третьего помощника капитана Виноградова: — Состояние льда спокойное. Дрейф ост-зюйд-ост. 0, 3 мили в час. [297]
Глубина 50 метров. Ветер 6 баллов. Температура 36° по Цельсию. Пурга.
Прошел по палубе. Ветер режет холодом, обжигая лицо. Все кругом в полном покое и как-то неуютно. Любителей дневных прогулок нет. Заготовка льда для пресной воды не производилась. Все сидели в помещении, в тепле. Зимние иллюминаторы — окна кают, подернутые ажуром мороза, закрыты.