Сборник работ

Катасонов Владимир

Прогрессивно развивающаяся на основе новых математических методов естествознание постепенно приводит к деформации самого образа науки: «Бог лакун» (God of gaps), Бог как объяснительное средство непонятных явлений природы становится неприемлемым (и даже «неприличным») для науки XIX века. Несмотря на множество нерешённых фундаментальных проблем самосознание науки полно оптимизма и «не нуждается в гипотезе Бога» (Лаплас). Философское оформление это понимание науки находит в системе О.Конта (1798–1857), выделяющем в развитии научного знания три последовательные стадии: теологическую, метафизическую и позитивную (собственно научную). Однако, характерной чертой диалога науки и религии

становится амбивалентность научных теорий в отношении утверждения или отрицания существования Бога. Примером этого могут служить знаменитые споры вокруг тезиса о так называемой «тепловой смерти» Вселенной. Независимо от того, что сам этот тезис был следствием некорректного применения второго начала термодинамики ко Вселенной как целому (хотя мы и не знаем, замкнутая ли это система, Вселенная в целом), любопытно, что следствия из него получали самые противоположные. Если для атеистов этот вывод был свидетельством отсутствия Творца и развития мира по своим естественным законам, то среди христианских богословов находились люди, видящие в факте термодинамической смерти мира подтверждение пророчеств о конце истории, опровержение идеи прогресса и биологической эволюции. Так, влиятельный англиканский богослов, настоятель собора св. Павла в Лондоне Вильям Р. Инж (W.R.Inge, 1860–1954), писал, что второе начало термодинамики ещё раз подтверждает, что «этот мир никогда не мыслился как сад удовольствий» [154] .

154

Hiebert E.N. Modern Physics and Christian Faith.P.427 // Lindberg D.C., Numbers R.L. God and Nature…

Этот амбивалентный характер науки в отношении богословия сохранился, в основном, и в XX столетии. Этому не противоречат ни время от времени случающиеся атеистические выпады неверующих учёных или огульная анафема науке отдельными богословами, ни нередко встречающаяся оптимистические утверждения (или проекты) о «союзе науки и религии». Все эти эпифеномены, объяснимые личными и идеологическими пристрастиями, не достигают, обычно, сути дела. Наука, вышедшая из христианства, движется своим путём. Однако, подняться к тому представлению о Боге, которое дано христианским откровением она своими силами не может. Это понятно с богословской точки зрения, ибо богословие, в собственном смысле, как учение о внутрибожественной жизни, говорит о Боге в Себе, о том, что существует вне твари и о чём мы знаем только потому, что Богу было угодно нам это открыть. В плане же икономии, т. е. действий, проявлений Бога в мире, само опознание этих проявлений зависит от веры и, следовательно, от человеческой свободы и допускает широкий спектр интерпретаций, вплоть до «несть Бог» безумного сердца… Эйнштейн писал о космическом религиозном чувстве, в котором черпают вдохновение для своего научного труда великие учёные, однако, речь шла у него лишь о вере в рациональное устройство природы [155] . Один из создателей квантовой механики В.Гейзенберг рассуждал о неком центральном порядке, осуществляющем свою власть как через физические законы, так и через социальные. Немецкий учёный считал, даже, что с этим центральным

порядком можно соотноситься так же, как и «с душой другого человека» [156] . Однако, всё это остаётся у него лишь гипотезой, своеобразной философской лирикой, не становясь отчётливым элементом научного знания.

155

Эйнштейн А. Цит. соч., С.128–129.

156

Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1986. С.326–327.

В теории так называемого «Большого взрыва» современная научная космология предъявила сценарий возникновения Вселенной, который по-видимости достаточно соответствует картине сотворения мира, как она описана в библейской книге «Бытия». И это было тотчас подхвачено журналистскими кругами и, отчасти, христианской публицистикой. Но вскоре, обратили внимание, что космологические уравнения Фридмана имеют и другие решения, описывающие не только расширяющуюся вселенную, но и «схлопывающуюся» и осциллирующую (циклические расширения и схлопывания), и даже, «турбулентные вселенные» [157] . Другой пример, споры вокруг так называемого антропного принципа. Фундаментальные константы, входящие в описание нашей вселенной, так подобраны, что гарантируют возникновение жизни и, в конце концов, человека. Наша Вселенная оказывается, в этом смысле, «хорошо настроенной». Отсюда некоторыми делается вывод о существовании Настройщика — Творца. Однако, ничто не мешает тому, что наша Вселенная — лишь одна из целого спектра возможных, существующих наряду с ней, и следовательно, существование человека тогда будет уже не следствием плана, положенного в основу творения, а фактом случайным и «естественным» [158] …

157

См., например: Берк У. Пространство — время, геометрия, космология. М., 1985.

158

McMullin E. Natural science and belief in a Creator // Physics, philosophy and theology: A common quest for understanding. Ed. by R.J.Russell etc. Vatican City State, 1988.

Наука по завету её основателей стремится оперировать с ясно и отчётливо (Декарт) положенными утверждениями. Благодаря её идеалам и методам доказательства здесь приобретают характер принудительности и повторяемости. И хотя открываемая наукой картина мироздания поражает любого непредвзятого человека своей структурностью, гармонией и красотой, действительно наводящими на идею Творца, считать это наведение доказательством вряд ли возможно. В диалоге науки и религии всё происходит так, как будто Бог не желает, чтобы люди приходили к Нему, ведомые рассудочной принудительностью и механической неизбежностью. Бог хочет от человека свободного проявления любви и веры — «уповаемых извещения, вещей обличения невидимых» (Евр. 11:1).